Вокруг шеи оранжевый буддийский платок, шапка. Лицо небрито, выгоревшие брови. Потемневший, чужой взгляд. Наглая ухмылка незнакомого человека. Я резко придвинулся к амальгаме, но черты лица тут же смазались, расплылись.
“Кто там?”
На улице щеки обжег морозный воздух, как будто содрали кожу.
На снегу у трапа топтались несколько человек в военной форме.
ЧАСТЬ II
1
“Я писатель. Несколько лет назад я написал книгу, роман. Это первая моя книга, но дело не в количестве, вы понимаете. Чтобы стать путешественником, не нужно колесить по миру. Достаточно пройти путь из точки „А” в точку „Б”, пересечь местность.
Книга — то же путешествие. Сначала она пугает вас тем, что непредсказуема и темна. Опасна. Но стоит преодолеть часть пути, как все меняется. Реальная жизнь уходит в тень. Теперь она пейзаж за окном вагона. В котором едут вымышленные персонажи, и ты вместе с ними.
Об этом, в сущности, пойдет мой рассказ.
В то лето я заканчивал роман — историю из жизни московского человека, чья физиономия, как бывает в дебютных вещах, имела авторские черты. Книга близилась к финалу, не хватало развязки. Мне хотелось осуществить ее в Стамбуле. На берегу Босфора. Там, по моему мнению, она будет ярче. Эффектнее.
В те времена я полагал, что настоящий писатель должен знать место, где разворачивается сюжет его книги. В этом, казалось мне, состоит писательская честность. Ответственность за то, что пишешь.
Однако все вышло иначе.
Гостиница, в которую меня привез таксист, находилась в шумном районе Стамбула, недалеко от английского посольства. Музыка, пьяные крики рыбного рынка, сирены — все это мешало мне работать. Спать. Но, ворочаясь на мокрых от пота простынях, я убеждал себя, что это — настоящая городская жизнь. И она пригодится для книги.
Днем осматривал мечети, спускался в катакомбы. Сидел в кофейнях, толкался на базарах. Подсматривал и записывал. Снимал на пленку. Скажу честно — люди, которых мне доводилось встречать, часто обманывали меня. Обсчитывали, продавали некачественный товар. Злословили и смеялись. Какой-то мальчишка даже бросил камнем, когда я стал фотографировать женщину.
Но я не унывал, не обижался. События воспринимались мной как часть Стамбула, то есть часть моего романа. А значит, все в порядке.
Неделя творческой командировки подходила к концу, блокнот наполнялся записями. В один из последних дней ноги занесли меня в тихий переулок где-то на задах Святой Софии. Как называлась улица? Куда вела? Не знаю. В стене, увитой плющом, виднелась узкая лестница. Она терялась в полумраке. Характер мой таков, что я любопытен и доверяю интуиции. Вот и теперь некая сила толкала меня на ступеньки.
„Будь что будет”. — Я решил не сопротивляться.
И, спустившись, толкнул деревянную дверцу.
За стеной оказались дворик и сад, обнесенные галереей. Через стену шумел город, а здесь розы и фонтан, тренькает музыка.
Узкие комнаты-кельи меж колонн пустовали. Только в одной, скрестив по-турецки ноги, сидели мальчики. По-птичьи задрав головы, они слушали учительницу, чей голос долетал из глубины комнаты. Потом как по команде мальчики склонились над планшетами. И ровный свет из ячеистых окон освещал их узкие спины.
„Словно костяшки на счетах!”
Сравнение показалось мне удачным, я достал записную книжку — и встретился взглядом с учительницей.
