9
Вечерняя улица лежала расчищенной, только на тротуарах треугольники снега с кольями, как будто это мусульманский мазар, кладбище.
У церковной решетки топтались закутанные в платки и тулупы люди. Каждый держал по стакану, как если бы они распивали Но, подойдя ближе, я понял, что это обычные нищие. Завидев меня, они, как артисты, расселись по местам. Ко мне потянулась тара — обрезанные пакеты из-под кефира, ванночки, в которых продают сметану. Бумажные стаканы для колы.
Втянув голову, я быстро прошел мимо. Тут же в спину ударили колокола, из церковных дверей высыпали прихожане. Хлынул пар, запахло свечами и овчиной. Люди на ходу крестились и разбегались.
Один банкомат ровно светился на темной улице.
Я ввел код, попросил тысячу.
“Подождите, ваш запрос обрабатывается”.
Прошла секунда, еще одна. За стеклом, как в кино, медленно проехала милицейская машина. Наконец внутри застучало, аппарат стал отсчитывать деньги.
Еще через секунду из щели свесился чек.
На балансе значилась шестизначная сумма.
10
Что делает человек, которому привалило крупных денег?
Ничего особенного. Ничего интересного, хочу сказать, с ним не происходит.
Я снял с разных счетов, по разным карточкам — сколько позволяла машина. Джинсы, рубашка, все карманы набил деньгами, комкая хрустящие, как маца, купюры.
Хотелось тратить сейчас, сию минуту — удостовериться, что они настоящие. Но что можно купить в обычной лавке? Банка черной икры, осетрина, шпроты. Ананас и “Птичье молоко”. Шампанское.
Только выйдя на воздух, понял, какой чепухи накупил. И что деньги просто вынули из подсознания то, что хранилось на поверхности — или в глубине, с детства.
“Смешно, глупо”.
Свернув за угол, выбросил пакеты в мусорный контейнер. Судя по звуку, бутылка разбилась.
…Это были молодые женщины — пышные, с круглыми веселыми лицами. Даже одеты одинаково — в пальто и пуховые шали. Маленькие дерматиновые сумочки. Держатся под руки, чтобы не поскользнуться. Смешно семенят на каблуках. Смеются.
Они шли к метро, парами и врозь, по проезжей части, как на демонстрации. То исчезая в тени, то снова появляясь в круге света. Переговаривались, смеялись. И я, как собака, пошел следом. Окликнул одну из них, затем другую. Спрашивал, кто они, откуда. “Как вас зовут?” Приглашал в кафе, в кино. Показывал, роняя на снег, деньги. Но они только смеялись в ответ — и шли дальше, к метро.
Через минуту улица опустела, но тысячи черных следов на снегу остались. Разглядывая эти
Медленно брел обратно.
…Здание сносили по-воровски, ночью. Старый особняк обрушился, но задняя стенка еще держалась — на кирпичной кладке вывеска “Товарищество „Добровы и Набгольц””.
Я сел в сугроб, откинулся на спину. Впервые после Таиланда мне захотелось вернуться домой. Позвонить жене, сказать, что жив и скоро буду. Встать и поехать, как эти женщины, к себе.
Как неуклюжее насекомое, взобрался грейдер. Стал утюжить битый кирпич. И другая мысль —
