В отличие от эстетически и политически консервативного Александра Львовича Блока, Александра Андреевна отличалась природной восприимчивостью к новым веяниям в литературе и затаенной склонностью к общественному бунтарству. Слухи о ее “ненормальности” представляются несколько преувеличенными. Любовь Дмитриевна, обзывая ее “почти сумасшедшей”, приводит такие пустяковые примеры из быта, которых немало наберется у любой снохи по поводу любой свекрови: бестактные расспросы о возможной беременности, замечания по поводу слишком грязной тряпки на кухне или не вынесенного вовремя помойного ведра… Все это, конечно, неизящно, но о психической патологии еще не свидетельствует. Склонность же к депрессии и пессимизму, ощутимая в письмах и дневниках Александры Андреевны, дает основание говорить не столько о “безумии”, сколько о парадоксальности психического склада и повседневного поведения. А это уже совсем другое свойство, житейски неудобное, но помогающее вырываться за рамки обыденности.
Двадцатилетний барьер между матерью и сыном вскоре сделается неощутимым, они будут вместе осваивать азы символизма, влезать в метафизические дебри, отзываться на политические споры. Вспоминая судьбы других русских классиков, мы не углядим ничего подобного этому беспримерному опыту.
К одиннадцатилетнему сыну мать обратится с такими стихами:
О Господи, приди на помощь
Душе страдающей моей!
Ни грез, ни цели, ни мечтанья,
Все понято, постыло все,
Мне в жизни нет очарованья,
Уж я взяла от жизни все.
.................................
Но есть на свете цветик милый,
Мое дитя, мой голубок, —
Мой дух мятежный и унылый
С тобой одним не одинок…
“Форма их, конечно, слаба, но вложенное в них чувство выражено с такой силой и простотой, что они заслуживают внимания читателя…”1 — напишет потом младшая сестра Александры Андреевны, приводя стихотворение полностью в своей книге 1925 года. Да, бывают стихотворные документы, эмоциональное значение которых заставляет забыть о поэтике и эстетике. “С тобой одним не одинок” — профессиональный стихотворец едва ли мог бы позволить себе такую тавтологию. Но безыскусная строка вызывает абсолютное доверие.
Как и первые творческие шаги сына. Недаром он начинает с изготовления самодельных книжек, сопровождая их “выходными данными”: “Цена 30 коп. Для моей крошечки” и “Для моей маленькой кроши”. Заводит “Мамулин альбом”, в котором записывает: “Я очень люблю мамулю”. Детский лепет созвучен материнскому стихотворному дневнику.
С традицией “домашней” поэзии, со стихийно-бескорыстным сочинением стихов “для себя” Блок сохранит связь и достигнув поэтической зрелости. Ему не нужно будет отгораживаться броней профессионализма от мира сердечной дилетантской лирики.
Александра Андреевна Кублицкая-Пиоттух приобретет скромную известность как переводчица французских авторов (прозы Гюго, Бальзака, Мопассана, Доде, поэзии Мюссе, Бодлера, Верлена и других), как автор детских стихотворений (одно из них с подачи сына в 1906 году будет помещено в букваре “Наша школа”). Главное же — соучастие “женской души” (выражение, высмотренное Блоком у Тютчева) в сотворении той новой музыки, что откроется сыну.
4. ЛИБЕРАЛЬНЫЕ КОРНИ И ОПЫТ НЕСВОБОДЫ
Свою духовную генеалогию он отсчитывал по материнской линии. “Автобиография” 1915 года начинается с подробного рассказа о бекетовском роде, потом говорится о дружбе и соседстве Бекетовых с Менделеевыми, а о немецкой блоковской линии речь идет уже в третью очередь.
Ботаник-эволюционист Андрей Николаевич Бекетов остался бы в русской истории, даже если бы его внук не стал великим поэтом. Ректор Петербургского университета с 1876 по 1883 год. Энтузиаст женского образования, создатель знаменитых Бестужевских курсов (которые вполне могли бы получить имя “Бекетовские”). В 1891-м он стал членом-корреспондентом Академии наук, с 1895 года — почетным членом. В списке его трудов — первый русский учебник “География растений”.
