Вообще, устройство монастыря мне представилось в тот момент как устройство большой крестьянской семьи (отец А. и сам из большой крестьянской семьи), где все трудятся с малолетства и до старости (часто слышала от живущих при монастыре мирских: “Я работаю с пяти лет!” — это что-то вроде удостоверения качества человека), где рождение ребенка ни на миг не освобождает женщину от работ, где почитается в первую очередь труд и где даже на учебу — сверх необходимого — смотрят как на баловство. В крестьянской семье на детей ведь смотрели — как и в Средневековье — как на маленьких взрослых. И спрашивали с них соответственно. (Интересно, однако, что после того, как в эпоху Ренессанса заметили, что дети от взрослых отличаются, начался процесс, довольно скоро приведший к тому, что взрослые стали на себя смотреть как на больших детей. И спрашивать с себя — гораздо меньше, чем с детей. Разделение возрастов, переход от возраста к возрасту как-то решительно не дается христианской культуре, постулирующей линейность и непрерывность человеческой жизни; исторический — да и повседневный — опыт показывает, что можно только выбрать концепцию — одну на всю жизнь — человека-взрослого или человека-ребенка.)

А мне все вспоминался Достоевский, как он говорил про тех, кто попал в Дом малютки, что уж если случилось с человеком при рождении такое несчастье, то тут бы обществу возместить ему хоть тем, что довести его до самого высшего образования не скупясь…

А еще мне вспоминался чеховский рассказ “Спать хочется” и рассказ одной моей однокурсницы, измученной ночным плачем любимого дитяти в сессию, — как она вдруг вскочила с кровати с воплем: “Я ее сейчас убью!” После этого однокурсницын муж мгновенно научился вставать к ребенку…

Да монахини бежать отсюда должны!

Говорят, решила уйти одна. У нее приемная малолетняя дочка была с тем же точно диагнозом, что и у Марины, только еще плюс косоглазие да сильные обморожения, ее тоже нашли на помойке, зимой. Да еще шизофрения… Бежала, замученная то ли ребенком, то ли тяжким монастырским трудом, то ли обидами на сестер, то ли собственными комплексами, то ли всем вместе. Ехала, а в голове у нее неотступно звучало: “Мама, мама!” Не доехала, вернулась. Ребенок во все время ее отсутствия не ел и не спал, только сидел, раскачивался и повторял: “Мама, мама!” Сейчас девочке восемь лет. Она очень легкая, ладная, летящая, в храме как свечечка стоит — хотя косоглазие никуда не делось и движения ее бывают самые неожиданные. Очень духовно талантливая. Хорошо учится. Красиво пишет. (Когда ее возили на медицинскую комиссию, ее там попросили “нарисовать кругляшок”, считая, что это максимум, на что может быть способен ребенок с ее диагнозом: свести линию так, чтобы круг замкнулся.) Мама-монахиня с ней порой сурова. Всегда требовательна. “Она как все, она все сможет!” Каждый день, многие годы, — холодные обливания. А что еще каждый день, многие годы, — только Бог знает… А вначале ее, говорят, поддерживало одно: с Мариной получилось — значит, и у них получится…

Постепенно я начала понимать мать казначею: таких детей стоит поберечь от вторжения в их жизнь неизвестных взрослых. Тем более что в жизни многих из них взрослые уже оставили очень темный след. Среди девочек есть изнасилованные (а есть и — растленные, свидригайловский кошмар) в возрасте четырех-пяти лет…

Мне вообще все время казалось, что таких детей (как и таких матерей!) стоит поберечь. Но их решительно не берегли! Вот хоть опять та же мать Н.

Девочки (шести-семи лет) помогали ей носить с “кануна” продукты в монастырскую трапезную. Холодно, скользко, ступени храма обледенели. Руки голые. Поскользнулись и разбили банку с медом. Мать Н. страшно их отчитывала: де и банка-то, может, последняя у того, кто ее на “канун” принес, и ничего-то вы не бережете, и уважения-то в вас никакого. Заключила приказанием: собрать все, что разбили и разлили, со ступеней. Чем? Руками. А там осколки в меду на морозе. А дети — ну не у всех, конечно, диагноз, как у Марины, у некоторых просто из прошлой жизни сотрясения мозга, травмы черепа, психические расстройства… Да вы своего здорового шестилетнего ребенка пошлете собирать осколки с медом, если он банку просто на теплом полу разобьет, а не на обледенелых ступенях?!

И вот когда я говорила отцу А., что так же нельзя, что дети-то эти — не просто маленькие — они больные! — опять я увидела это же холодное и отстраняющееся выражение. Нет, он не одобрял мать Н. Но меня он явно не одобрял еще больше… Тогда у меня впервые возникла мысль — может, это я чего-то не понимаю? Уж слишком, казалось бы, очевидна была ситуация, чтобы вызывать разное к ней отношение…

А потом мне рассказали историю про мать К. Молодая еще женщина приехала осенью в монастырь с безнадежным диагнозом: у нее был рак и жить ей оставалось самое большее четыре месяца. Она уже с трудом ходила, приехала умирать… Ее приняли и стали назначать ей послушания. На общих основаниях . Главным образом она убирала храм. Таскала ведра с водой, на коленях терла полы, чистила подсвечники… Все время испытывая страшную слабость, со слезами на глазах, с удивлением и, наверное, обидой в душе, изо дня в день… А потом к ней подошел отец А. и весело сказал: “Смотри-ка, мать, а ведь на дворе-то май!” Мать К. живет в монастыре уже несколько лет.

И вот тут я начала что-то понимать. А потом увидела еще картинку.

Марина в храме во время службы неотрывно смотрела на девочку лет девяти, с очень умненьким и симпатичным живым лицом, сидящую в коляске… Марина подошла, потопталась, зашла с другой стороны, ничего не говоря… А я смотрела, потрясенная. Девочка была с тем же диагнозом, что и Марина, и, скорее всего, первоначально с более благоприятным прогнозом. Девочка жила с любящей и заботливой мамой… И я вспомнила то, что постоянно твердят врачи родителям детей с такого (да и иного) рода отклонениями: “Не делайте все за них. Не опекайте их чрезмерно. Гимнастики недостаточно. Дайте им действовать в жизни…” И подумала, что, опираясь на монастырский опыт, можно добавить: “Возложите на них обязанности, спрашивайте с них без снисхождения — как с полноценных людей. Обязанности целительны — это они привязывают нас к жизни”.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату