Анвару удалось избавиться от обмундирования — его снабдили хоть и сильно траченной, но все же цивильной одеждой и обувью. В других кишлаках, лежавших на их пути, тоже нашлись такие, кто кормил и пускал на ночлег.
То есть вся эта история закончилась более или менее благополучно.
Когда пришло время призыва, под который Анвар подпадал уже законным образом, отец выправил ему белый билет. Денег потребовалось не очень много. Невропатолог поначалу даже вообще отказывался брать мзду, толкуя, что это совсем ни к чему. Что у парня действительно нервы ни к черту и поэтому в данном случае это его врачебный долг, обязанность. И что ему даже обидно, когда в такой ситуации суют бумажки. Но в конце концов все-таки смирился и взял.
Паланг никак не мог бросить свою дурацкую привычку кидаться под тяжелую технику — под трактора и комбайны — и вертеться между колесами, приводя в ужас простодушных водителей этих мирных агрегатов. Но Анвар справился с этим, внушил бедному псу, что к чему, и тот в конце концов отказался от своего благоприобретенного обыкновения. Но еще долгое время при виде грохочущего бульдозера или гусеничного экскаватора взгляд его все же как-то странно туманился — как будто хотел что-то вспомнить, да никак не получалось...
Страшные сны Анвару тоже почти перестали сниться.
Теперь только изредка — раз в два или три месяца — он начинал ни с того ни с сего испытывать смутную тревогу. Невнятная тоска томила его. Он нервничал, хандрил, отчего-то чувствовал себя одиноким и слабым — и уже точно знал, что в одну из следующих ночей снова увидит майора Хакима.
И это случалось: сон приходил.
Страшный сон. Привычно страшный. И странный — сон, похожий на фильм.
Густела тьма, трепетал мрак.
Сжималось горло, и крик не мог его покинуть — только судорожно и бесполезно рвался наружу.
Виделось быстрое движение времени: стремительный полет серо-черных туч, быстрая череда дней и ночей, мелькающих под веками, как велосипедные спицы, смена зимы и лета, и снова зимы, и снова лета, и новая трава, и новый листопад, и пышные сиреневые цветы, проросшие однажды сквозь опавшую грудь майора, сквозь истлевшую на нем спецназовскую куртку.
И наконец наступал тот вечерний час, то вязкое сгущение мертвого времени, что делало этот сон таким страшным!..
Час пробил! — и майор Хаким вздрогнул, зашевелился, двинул ладонью, положил ее на камень... потом кое-как сел и потряс головой, отчего с истлелого лица посыпались черви.
Через минуту он еще не твердой рукой один за другим вырвал из груди сухие стебли... с усилием поднялся...
Постоял на подкашивающихся ногах, то и дело хватаясь за ветку боярышника, чтобы не упасть...
Однако вскоре он все же выпрямился, расправил плечи... еще минуту помедлил, сонно озираясь и как будто не совсем понимая, что нужно делать...
Потом решительно встряхнулся.
Ступил раз... другой...
И шатко побрел в долину — поначалу нетвердо, пьяно мотаясь из стороны в сторону... волоча ноги, оступаясь... но с каждым шагом набираясь сил и все более походя на живого человека.
1 В данном случае — председатель колхоза.
2 Каса — большая пиала.
3 Паланг — леопард
Краевая задача
