греки, Ямбул да Евгемер, “Священные хроники”, остров Панхее да остров Солнца и наши, которые ближе, — Феодосии Косой, Подшивалин, Поповы “общие” “молокане” — все далекое и давно потухшее. Зачем эта холодная зола, когда рядом живое? Вот оно — гляди и радуйся.
Оставив компьютер, он из комнаты в комнату прошел по квартире, наслаждаясь ее покоем, который царил тут всегда, с давних времен детства и по нынешний день. Здесь хорошо дышалось. За большими, чисто промытыми окнами открывалась картина завораживающая: огромное небо с белыми облаками, синяя речная вода, зелень деревьев — мир и покой. В одной из комнат он уселся в большое удобное мягкое кресло и стал глядеть в заокон-ный простор, порою глаза прикрывая, задремывая. Но даже опуская веки, он видел вовсе не тьму, а ту же зелень, синеву, бель — словом, жизнь.
Как хорошо оказаться дома после долгой дороги, нелегкой разлуки, чужих углов... Как благостно, сладко в родных и приютных стенах. Как тепло и покойно сердцу, душе.
Илья крепко заснул, но проснулся, внезапно вздрогнув. Что-то ему привиделось... Он очнулся: мягкое кресло, книжные шкафы и полки вдоль стен, просторный письменный стол в углу, возле окна; на нем — зеленая лампа. И вспомнил: ему привиделось, что за столом сидит отец. Лампа светит, белый круг — на столе, а голова отца, его лицо — в зеленом полумраке.
Отец умер пять лет назад. Но умер не здесь, а далеко, на Севере. Его привезли и схоронили в закрытом цинковом гробу. Гроб был большой и страшный своей непонятностью. Потому что гроб человеку не замена, даже мертвому.
Но сначала, и очень долго, отец был живой.
Вспомнилось совсем давнее. Но вспомнилось ясно. Желтый двухэтажный корпус глазной клиники, где работал отец. Второй этаж и налево. Тесный кабинетик. Отец за столом, возле окна. Только что ушел больной. И тут же кто-то из врачей заглянул в кабинет.
— Бога ради, простите...— взгляд на пришедшего Илью. — Извините, я бы вас не потревожил, но в первый раз такое вижу.
Илья понимает: это рядом, через стену, идет операция и что-то случилось неожиданное, потому и зовут отца, который без слов поднимается и уходит. И возвращается не скоро.
Потом телефонный звонок.
— Да, да, — отвечает отец. — Посмотрел. Правильно, что сказал. Мо лодец. Я посмотрел. Видишь ли, глазное дно очень чистое, розовое... Но с другой стороны... Молодец. После этого я еще посмотрю, и мы посовету емся. Естественно... — Отец опускает телефонную трубку и объясняет: — Девочка, три года...— А потом вздыхает: — Чего-то я устал. Вроде всего од на операция, и людей приняли немного, — словно спрашивал он у своей помощницы медсестры, которая ответила сразу:
— Но ведь все были такие тяжелые. Самые тяжелые — всегда наши... С усталой улыбкой отец глядел на сына, который ожидал его.
— Сейчас пойдем...
А Илья был готов сидеть и сидеть в тесном кабинетике, сидеть и ждать. Или пойти к аквариуму с рыбками, который стоял в коридоре детского отделения. А к отцу пусть приходят и зовут его. Пусть приходят... Он гордился своим отцом.
В школе или в случайных разговорах скажут: “Хабаров...” — и чувствуешь, видишь, что и на тебя падает отсвет отцовского.
Был один случай. Бывший солдат оставался слепым целых тридцать лет. На войне его ранило молоденьким, он ослеп. Так и жил слепым, не видя своих уже взрослых детей, внуков. К отцу он попал случайно. И отец, осмотрев его, сказал: “Можно помочь. Нужна операция”. И сделал ее. Человек стал видеть. Об этом даже московские газеты писали. Случай-то удивительный. А уж в родном городе об этом, конечно же, все знали. Разве это не гордость для сына? И он гордился.
Это была давняя пора, школьная, детская, но помнилось хорошо. И вспоминать хотелось еще и еще.
Поднявшись из кресла, Илья подошел к книжным полкам. Там, в одном из шкафов, до сих пор стояли книги отца. Илья достал одну из них наугад, большую, в черном переплете, и снова уселся в кресло. “Материалы научно-практической конференции...” — прочитал он на обложке и стал перелистывать книгу, потом оглавление посмотрел и нашел отцовы статьи: “Оценки степени зрелости катаракты...”. Какие-то схемы, рисунки глазного яблока. “Инфракрасный свет в офтальмологической диагностике”.
Из опущенной на колени книги выскользнули и разлетелись невеликие листки, вырезки из газет. Илья собрал их, стал проглядывать. На всех — детские фотографии. Мальчик в очках. И еще один. Девочка в очках. Темноволосая, кажется, раскосенькая. Крупный заголовок: “Помогите мне!” Под ним текст помельче: “Здравствуйте, тети и дяди! Я, Калинина Маша, обращаюсь к вам. Мне нужна сложная операция на глазах, иначе я ослепну. За операцию нужно заплатить 12 тысяч. А у нас с мамой таких денег нет. Я окончила 3 класса с одной 4, а остальные 5. Я люблю петь. Я вас всех люблю и надеюсь на помощь!
Мой адрес... Лицевой счет мамы... Поволжский банк СБ РФ...”
