И в а н К о н е в с к о й. Стихотворения. Вступительная статья, составление, подготовка текста и примечания А. В. Лаврова. СПб., Издательство ДНК; М., “Прогресс-Плеяда”, 2008, 298 стр. (“Новая библиотека поэта”).
И. И. Ореус, писавший под псевдонимом Иван Коневской и утонувший в лифляндской речке, не дожив до двадцати четырех лет, представляет собой одно из самых удивительных и загадочных явлений в русской поэзии. И дело здесь не в мере таланта — стихи его для “просто читателя” любопытны, но не более того.
Феномен Коневского — в полном выпадении из ближнего контекста, в степени непохожести на соседей слева и справа, то есть вообще ни на кого, включая первых символистов, к которым он был близок биографически и с которыми поныне соседствует в нашем историко-литературном восприятии. Впрочем, в соотнесении с символистами есть свой резон — на прочих поэтов 1890-х годов, что “надсоновцев”, что “фетовцев”, Коневской похож еще меньше.
Можно, конечно, пытаться определять Коневского через предшественников и говорить о его поэтике как о трансформации и предельном сгущении манеры Баратынского и Тютчева. Но и такой подход едва ли объясняет, каким образом мог появиться в русской поэзии рубежа XIX — XX веков этот юноша, не имевший, кажется, ни малейшего отношения ни к чему, что происходило в современной ему литературе.
Возможно, теперь разбираться в этой загадке станет чуть проще — томик “Библиотеки поэта” снабжен подробным предисловием и комментариями, а канонические тексты сопровождаются черновыми вариантами. Недостатков у этого великолепно подготовленного издания, собственно, два. Во-первых, на титульном листе название превращено в “Стихотворения и поэмы”, хотя поэм Коневской не писал. Этот промах, впрочем, исправлен в выходных данных.
Вторая печаль связана со спецификой серии. Дело в том, что единственный прижизненный сборник Коневского “Мечты и думы” был, как сказано в аннотации, “внутренне мотивированным объединением” стихов и прозы и куда резоннее смотрелся бы, скажем, в “Литературных памятниках”, воспроизведенный как единое целое с приложением всех сохранившихся текстов Коневского, не вошедших в ту книгу 1900 года. В нынешнем же издании из прижизненного сборника оказался изъят большой раздел “Умозрения странствий”, целиком состоящий из прозаических текстов. Едва ли после настоящего тома кто- то в обозримом будущем вновь возьмется издавать наследие Коневского, и, таким образом, проза его как минимум на несколько лет останется без того образцового научного аппарата, которым отныне снабжены его стихи.
Б а ш н я В я ч е с л а в а И в а н о в а и к у л ь т у р а С е р е б р я н о г о в е к а. СПб., Филологический факультет СПбГУ, 2006, 384 стр., с ил.
Этот сборник, состоящий по большей части из работ весьма высокого уровня, тем не менее в первую очередь привлекает внимание не содержанием, а оформлением. Так научную литературу, по крайней мере гуманитарную, у нас не издавали очень давно: суперобложка, мелованная бумага, большие поля, запечатанные форзацы, едва ли не альбомное обилие иллюстраций, цветных и черно-белых, фотографии авторов статей… Правда, и цена, соответственно, рекордная, под тысячу, — но за такое роскошество, право слово, не жалко.
Однако отвлечемся от внешности и перейдем к тексту. Составившие сборник статьи основаны на докладах, прозвучавших на конференции, созванной в Петербурге к 100-летнему юбилею легендарной ивановской Башни. Этот уникальный в истории русской литературы топос может рассматриваться — и рассматривается — в самых разных аспектах: как реализованная утопия, воплощенный миф, аналог платоновской академии, символ эпохи, светский салон, наконец. Для серебряновечного Петербурга Башня действительно была всем — домом, где разбивались сердца, создавались и сокрушались литературные репутации, вырабатывалась новая эстетика; площадкой театральных и жизнетворческих экспериментов; пространством самых невероятных встреч. Под стать этой башенной “полифункциональности” и разнообразие затрагиваемых в сборнике тем и персоналий: кроме неизбежных в разговоре об Иванове Блока, Белого, Чулкова, здесь наличествуют и Стефан Георге, и Пастернак, и Зноско-Боровский, и Евгений Иванов, и Владимир Княжнин…
Выделить во всем этом разнотравье какие-то отдельные работы не представляется возможным — это тот счастливый и нечастый для конференциальных сборников случай, когда для ответа на вопрос о лучших статьях пришлось бы перечислить имена как минимум половины участников.
А. С м и р н о в (Т р е п л е в). Театр душ. Стихи. Критические этюды. Воспоминания. Письма. Составление, подготовка к публикации, вступительная статья и комментарии М. А. Перепелкина. Самара, “Самарский университет”, 2006, 512 стр. (“Самарский литературный архив”, вып. 1).
Самарский литератор Александр Смирнов, печатавшийся бо2льшую часть жизни под чеховским псевдонимом Треплев, — фигура хотя и несколько комическая, но безусловно трогательная. В 1890-х он познакомился с Горьким (тот даже ухаживал за его женой) — и потом несколько десятилетий печатал различные варианты одного и того же очерка о годичном пребывании молодого нижегородца в Самаре. Горький, в свою очередь, как мог приятеля продвигал — хотя и используя при этом довольно своеобразные аргументы: “Стихи, право, не плохие. И должны бы понравиться тебе… Дядя! смотри, у тебя худшие стихи печатаются”, — писал он редактору “Журнала для всех” Миролюбову, посылая произведения Смирнова. Вскоре, впрочем, Смирнов сам отказался от печатания своих стихов, почувствовав несоответствие их подражательного декадентства усвоенным им к тому времени принципам “знаньевской” эстетики. И правильно сделал — весьма посредственный поэт, он оказался неплохим критиком, особенно когда писал о близких и симпатичных ему Горьком, Андрееве или Бунине, в которых видел не реалистов, а истинных символистов, противопоставляя их “неправильным” декадентам.
Конечно, живи Смирнов сто лет назад в Москве или в Петербурге, о нем сейчас едва ли вспомнили бы, тем более невероятным был бы выход тома его работ, представляющего наследие не слишком плодовитого автора с почти исчерпывающей полнотой. Но он жил, как сказано выше, в Самаре, а провинция традиционно относится к своим землякам бережнее, нежели пресыщенные столицы. Кроме того, и местные власти иногда по старинке еще поддерживают культурные начинания, связанные с историей края. Так на губернаторские деньги и был издан этот том, любовно и профессионально подготовленный М.
