Теперь здесь пустынно.
Все та же река, шелковая,
как рукав монгольского халата,
сброшенного здесь когда-то
во времена Золотой Орды
на белый песок
молодым Бату-ханом,
чтобы искупнуться, —
цвета выгоревшего высокого
июльского неба
с серебристыми блестками
плакучих ив,
растущих вдоль берега
и отраженных в воде...
Та же самая стрекоза из моего отрочества
с телом гимнастки,
отчаянно раскачивающаяся
на кончике узкого листа осоки,
словно на брусьях.
(Сквозь ее слюдяные крылья,
как через слюдяное окошко,
мы смотрели на солнце.
Солнце плавилось в нем,
как золотой слиток
из клада Стеньки Разина,
зарытого где-то на этих берегах
и никому не дающегося,
даже нам, следопытам...)
Тот же самый журавль,
полупьяный,
навечно отставший от стаи,
торчащий из воды,
как сухая коряга.
