Новый Мир ( № 11 2008)

в основе которой лежат радикальные идеи, отрицающие идейно-институциональные основы данного общественно-политического устройства и призывающие к немедленному насильственному изменению легитимного конституционного строя. Следует уточнить, что понятие экстремизма — искусственное понятие современности, рожденное столкновением государств с новым комплексом вызовов морально- политического плана . При этом государство и его агенты еще не знают, как адекватно отреагировать на эти вызовы своей легитимности, начиная смешивать разные явления и порождая новые объяснительно бесполезные сущности, такие как “экстремизм”! Таким образом, мы исходим из того, что экстремизм не может быть учением, но лишь видом различных практик, таких как геноцид, этноцид, терроризм. То есть могут существовать радикальные политические учения, которые периодически переходят в экстремизм на практике. Поэтому можно говорить лишь об экстремистских практиках, а в классификации политических учений и в законотворчестве не может быть некоего экстремистского политического мышления или экстремистской идеологии.

Для обоснования экстремистской практики радикальные учения при всей их маргинальности должны предложить своим адептам, в отличие от конструктивной реформаторской оппозиции, альтернативный проект общественного устройства или мифологию построения абсолютно нового общества. Как правило, подобные проекты тотального переустройства общества или возвращения к его истокам характеризуются значительной иррациональностью и одномерностью мышления. Мифологическое упрощенчество социально-политической реальности часто проявляется в стремлении экстремистов насильственно “очистить” в целом приемлемое для них общество от появившихся в какой-то момент негативных явлений, недостатков, используя риторику очищения, изгнания, насильственного перевоспитания и т. д.

Люди и маргинальные группы, которые в силу различных причин не могут либо не имеют возможностей заявить о своих интересах и проблемах, обездоленные и ущемленные слои общества выражают свой социальный протест наиболее доступными способами. В результате можно наблюдать феномен смещения, когда классовые конфликты переинтерпретируются “обиженными” в более простых ксенофобских и этноцентристских мифологемах2. Прежде всего — сквозь призму ксенофобии, часто свидетельствующей не столько о реальной неприязни дезадаптированных экстремистов к тем или другим группам лиц, сколько об изначальном отторжении обществом тех, кто, как следствие, становится ксенофобом или экстремистом.

При этом объективная невыполнимость декларируемых целей, явная недостаточность возможностей экстремистов в отношении этих целей приводят к героизации и эстетизации самого насилия. С психологических позиций исключенность экстремистов из общества предполагает компенсацию в виде “исключительности” исповедуемого политического учения, нетерпимость к “иному”, ультимативный и де- факто невыполнимый характер политических требований. Это, согласно Никласу Луману, типичная стратегия провоцирующего детского поведения по отношению к взрослым. Власть, генетически вырастая из насилия, строится затем именно на его исключении и недопущении как на неприемлемой альтернативе. Поэтому необходимость государства прибегать к насилию дискредитирует власть: “Провокация является вызовом для властителя, требующим от него демонстрации или даже реализации своих альтернатив избежания, что приводит к разрушению его власти им же самим ”3.

Субъектами экстремистской деятельности обыкновенно выступают политические маргиналы, которые не способны в силу разных причин добиваться своих целей легальными средствами. В силу этого экстремисты широко используют практику политического шантажа действующей власти и общества в целом, направленную на дестабилизацию основ политического режима. Как правило, экстремистская риторика апеллирует к восстановлению попранных идеалов своеобразно понимаемой справедливости. Тем не менее, несмотря на иные благие цели, субъекты экстремизма чаще ставят корпоративную солидарность выше общественной, а тем более общечеловеческой солидарности. Исключенные из общества люди и группы приобретают в собственных глазах статус исключительных, ставят себя “над обществом” и “над человеком”. Суть экстремистского насилия связана с деуниверсализацией принципов, лежащих в основании легитимного государственного насилия.

Основным объективным критерием отнесения к области экстремизма является переход к политической практике, в которой реализуются те или иные политические идеи. Экстремизм законодательно и объективно можно “зафиксировать” только тогда, когда крайние формы политического мышления переходят в “экстремизм действия” — террор, гражданскую войну, нелегитимное насилие, геноцид, этноцид, нарушение прав и свобод человека, закрепленных в конституциях современных государств и нормах международного права. Поэтому политический радикализм становится экстремизмом только тогда, когда переходит от слов к действию, на теоретическом уровне разницы между ними нет. В данном случае под политическим действием подразумевается и публичная речь людей, говорящих от имени тех или иных официальных структур и/или занимающих государственные посты . Экстремистская деятельность — крайние формы нелегитимного индивидуального и коллективного насилия. Она может проявляться в различных сферах: политической — терроризм, расизм, шовинизм; религиозной — нетерпимость, часто связанная с разного рода фундаментализмом, тоталитарные культы; правовой — нигилизм, нарушение юридических и оскорбление моральных законов и т. д.

2. Идейно-правовые координаты экстремизма

Основная проблема при попытке определить область экстремизма заключается в том, что нравственная противоположность действующей власти и экстремистов часто стирается, так как границы возможного (приемлемого) и табуированного в конкретном обществе являются легитимными и эффективными лишь тогда, когда устанавливаются в результате широких и гласных общественных дискуссий (легитимность), а не в одностороннем порядке, теми или иными нормативными актами (формальная легальность). Отсутствие общественного обсуждения критериев запрета государством тех или иных организаций и произведений культуры (музыки, фильмов, текстов, изображений), изменение этих критериев, их двусмысленность, субъективность, а тем более избирательность могут привести лишь к одному результату: борцы с терроризмом и экстремизмом сами постепенно становятся неотличимы от своих противников. А легитимное насилие вместо поддержания законов, общественных установлений и институтов становится кошмарной и повсеместной практикой моральной дискредитации действующего