летние, в дырочку, когда-то бывшие светло-коричневыми, а теперь засаленные до черноты. Сквозь дырочки проглядывали посиневшие от холода босые ноги. “У меня когда-то такие же сандалии были”, — вспомнил Сатир и остановился рядом с мальчонкой. Тот, вывернув карманы своей куртки, сосредоточенно разрывал ткань.
— Зачем ты это делаешь?
— Чтобы руки можно было за подкладку поглубже засовывать. Так теплее, — не отрываясь от своего занятия, объяснил тот. Серая, в пятнах материя расползалась по шву.
— Зовут-то тебя как?
— Тимофей.
— А собаку?
— Собаку — Ленка, — отозвался пацан.
— Хочешь есть, Тимофей? — спросил Сатир.
Мальчик поднял голову, недоверчиво всмотрелся в лицо незнакомца, пытаясь понять, кто он такой и что ему нужно. Ленка неловко встала и, припадая на заднюю ногу, потопталась на месте.
Сатир накормил оборвыша и собаку чебуреками в ближайшей забегаловке. Те ели жадно, почти не жуя, изредка бросая на Сатира осторожные взгляды.
Потом он повел их на квартиру к Эльфу.
— Почему собака хромает? — спросил Эльф, глядя на ее ребра и пилу позвоночника, проступающие сквозь шкуру.
Тимофей промолчал, и Сатир уже решил, что пацан не ответит, как тот вдруг выдавил из себя:
— Отец ее с четвертого этажа скинул… А потом сам выбросился…
Мыли Тимофея в трех водах. Первая сошла с мальчика черная, как
битум, вторая — светло-серая, будто пепел. Мальчик шипел и повизгивал в тонких и сильных Белкиных руках:
— Больно же! Не три так сильно!
— А по-другому тебя не отмыть. Так что молчи, — смеясь, говорила она.
— Зверюга.
Шлеп! — и Тимофей получил чувствительный подзатыльник.
— Будешь ругаться, вообще утоплю. Веришь?
Тимофей исподлобья смотрел на ее раскрасневшееся, улыбающееся лицо.
— Верю…
— Ныряй, надо мыло смыть.
Пацан нырнул, подняв широкий веер грязной воды, с ног до головы окативший его мучительницу.
— Утоплю! — заорала Белка, отскакивая от ванны.
Тимофей появился из-под воды и удовлетворенно оглядел Белку, с которой, словно с тающей снегурочки, стекали ручейки и падали капли.
Мытье Ленки пацан не доверил никому, но, отмывая свою собаку, сам того не замечая, копировал интонации и ухватки Белки:
— Хватит вертеться! Сиди спокойно! Заросла грязью, не отодрать…