— Я думал, вы Анну Васильевну дождетесь, — укоризненно сказал Лебедев. — Торту вместе поедим, еще чаю попьем.
— Нет. Я лучше спать.
Он подумал.
— Мне можно не стелить, — сказал он. — Я так посплю. Только дайте чем укрыться.
— Что вы, что вы, — забеспокоился Лебедев. — Я вам сейчас все выдам. И простыню, и подушку… Я просто думал дождаться…
— Нет, зачем же? — сказал он торопливо.
— Чаю попить, — пробормотал Лебедев, как заведенный, и ему захотелось встать и выйти. Можно же, в конце концов, переночевать в стогу. Он читал, что можно. Должны же где-то здесь быть эти самые стога. —
А, вот и Аня!
Хлопнула калитка. По дорожке, вспугивая стайку тех же бледных бабочек, шла немолодая женщина, кутаясь в пуховый вязаный платок.
Он напрягся так, что почувствовал, как резко заболели мышцы ног.
— У нас гость, Аня! — крикнул Лебедев, вытягивая тощую шею.
Женщина поднялась на крыльцо.
— Сидите-сидите, — сказала она ему и — уже обернувшись к Лебедеву:?— Чай пили?
— Да, — сказал Лебедев. — А торт даже не открывали, тебя ждали. Инночка привезла. Инночка приехала, уже знаешь, да? Это ее знакомый.
— Очень приятно, — сказала Анна Васильевна.
У нее были черные волосы с проседью и золотая коронка, которую было видно, когда она улыбалась.
— Как кино? — спросил Лебедев неодобрительно.
— У комиссара Каттани наркомафия украла дочку, — сказала Анна Васильевна оживленно. — Паулу. Представляешь, какой ужас?
— Мафия в Италии всегда была очень сильна, — согласился Лебедев.
Он поднялся.
— Я все-таки пойду спать, — сказал он. — С вашего разрешения.
— Как же? — удивилась Анна Васильевна. — А чаю? С тортом? Я заварю свежего.
Она взяла его чашку и выплеснула недопитый чай вниз, на буйно разросшиеся бледные цветы с толстыми водянистыми стеблями.
— Нет, — сказал он. — Спасибо — не надо. Я пойду.
— Я постелю вам?
— Я сам, — торопливо сказал он.
В пристройке поворот массивного выключателя засветил голую лампочку на шнуре, свисающую с одной из балок. Здесь было сыровато, стоял какой-то растрескавшийся шкафчик, ваза с отбитым краем, на шкафчике тоже лежала стопка газет, только старых, пожелтевших. Маленькое окошко было затянуто поперек грязноватым тюлем, отсюда, из освещенной комнаты, казалось, что за окном глухая ночь.
Он лег на продавленный диван с продранной рыжей обивкой, но тут же вскочил: Анна Васильевна вошла со стопкой чистого белья в руках. Сверху лежало сложенное фланелевое одеяло.
