начиная с днепровского Смоленска, продолжая Черниговом и завершая Киевом, ценится великороссом много меньше. А Заднепровье, украинское и белорусское, великороссу мало ведомо, как и Подвинье — бассейн Западной Двины, Полоцкая земля, географически даже не черноморская, а балтийская.
Великороссу психологически труден сам переход из Поволжья в Поднепровье. Великоросс чувствует затруднение на Минском шоссе где-то за Вязьмой, на Киевском — между Калугой и Брянском. Мысль поехать на выходные в Киев редко посещает великоросса. Троицкая лавра заменяет великороссу Киевскую, а не дополняет ее. Именно великоросс забыл слово Русь и в поисках именно этого забытого слова заменил его пошлостью о братьях-славянах.
Беловежские соглашения не подписывал ни один русский. Их подписали великоросс, украинец и белорус, не нашедшие в себе и друг в друге ничего общерусского. Отсюда легкость, с которой тогдашний президент России удовлетворил сепаратизм украинской элиты и оттолкнул Белоруссию, не собиравшуюся уходить. Этот президент был только средним выводом великорусского психологического типа.
Русский, то есть гражданин Руси, встречается в России много реже, чем великоросс. Русские преобладают в церковном народе трех стран — пастве Московского патриархата. Русские преобладают в Новороссии, но об этом ниже.
Киев и Москва
Имя Русь одно способно противостоять националистическим фальсификациям истории. Галиция, единственная область Украины, готовая последовательно отрекаться от этого имени, боится его, как огня. Имя Русь кричит, что Украина не была и не могла быть колонией России. Имя Русь кричит, что Украина могла быть и была только метрополией России. Метрополия значит “мать городов”, а это имя принадлежит Киеву.
Вспомнить, что, поселившись в Москве в начале XIV столетия, глава русской Церкви святитель Петр сохранил титул митрополита Киевского. То есть Киев оставался его кафедральным городом. Что именно митрополит Петр дал обетование Москвы, пророчество о ее столичности. Что он поминается первым в сонме небесных покровителей Москвы. Что рака святого Петра в основанном им Успенском соборе Кремля — краеугольный камень Москвы и залог ее единства с Киевом. Эта высокая мистика сильнее всяких разделений, если только верить в ее действительную силу.
В годы духовного правления святителя Петра Киев политически подчинился Гедимину и отдалился от Москвы на триста лет. Но и в XVII столетии Москва и Киев сочетались так, как сочетаются лишь метрополии. Москва взяла Киев политически — Киев взял Москву духовно. Церковная реформа Никона совершилась на киевских условиях, дабы подвести единую платформу под соединявшуюся Русь. Именно Киев держался троеперстия и остальных заветов нового константинопольского обряда. За воссоединение Москвы и Киева заплачено расколом Церкви. Церковная иерархия следующего, XVIII?века была мало- и белорусской, чтобы оставаться невосприимчивой к доводам староверия. Ни один иерарх не перешел в раскол, и староверие осталось без иерархии до середины XIX века. Только метрополия, подобная Киеву, могла иметь такую силу.
Напомнить еще, что русская культура Нового времени, которую мы называем петербургской, по происхождению киевская. Почти все рубрики и жанры этой культуры: академия и школа, теология, философия, риторика, поэзия, светская живопись, архитектура барокко (впрочем, барочно было все перечисленное) — пришли из Киева или через посредство Киева. Шире — из Малой и Белой Руси. Не став соавтором империи Ивана Великого, Киев стал соавтором империи Петра Великого.
Империя как мир
Можно искать замену слову “империя” или просто умалчивать его, как умалчивает Америка, но не стоит бояться самого имперства. Имперское сознание торжествует повсюду в Европе, кроме нейтральных стран типа Швейцарии. И кроме новой России, тщетно пытавшейся стать национальным государством. Но имперское сознание в Европе торжествует как сознание имперской периферии, а не центра.
В этом смысле галицийский или грузинский национализмы — мнимость, за которой прячется периферийный империализм, ищущий свой центр. Такой же периферийный по отношению к Западу империализм свойствен и российским либералам: отсюда их симпатия к оранжевым, не видящая даже оранжевого культа дивизии СС “Галичина”. Галиция, давно привыкшая быть духовной провинцией Запада, предлагает Киеву и всей Украине роль провинции заокеанского центра.
А Россия, и только она, может предложить Киеву новое имперское соавторство. Если понимать империю как военное единство для защиты религиозной и культурно-исторической идентичности.
Наступление НАТО на восток — это катастрофа несоответствия между военными границами и границами цивилизаций. Именно такие несоответствия чреваты войной, тогда как поиск соответствий есть поиск мира. Граница западного и восточного христианства уже нарушена принятием в западный альянс восточнохристианских Греции, Болгарии, Румынии. Принятие Украины стало бы переступанием следующей границы — катастрофой военного разделения самой Руси. Страшный сон: установка ракет и противоракет где-то между Черниговом и Брянском — двумя стольными городами единой Черниговской земли. Часть Руси толкают в чужую военную систему, хотя другая часть Руси обладает собственной, еще недавно общей, военной системой.
Русь Литовская
Ближайшая аналогия происходящему — подчинение юго-западной Руси Литве в XIV и XV столетиях. Собственно, Украина, как и Белоруссия, — этнокультурное следствие того подчинения.
Литовская Русь — это Поднепровье и Западное Подвинье под внешним, западным суверенитетом. Роль католического меньшинства, правившего Литовской Русью, теперь на Украине исполняет собственное униатское меньшинство. В Белоруссии такую роль хотело бы играть собственное римско-католическое
