Новый Мир ( № 2 2009)

Петербургская поэтическая формаци я. Сборник. Составители К. Корот­ков, А. Мирзаев. СПб., «Лимбус Пресс»; «Издательство К. Тублина», 2008, 480 стр.

Этот сборник — весьма любопытное явление, отражающее три разных аспекта современного литературного процесса. Книга состоит как бы из трех частей — самого сборника, издательского пиар-проекта и опыта критического осмысления петербургской поэзии. Если внимательно прочесть предисловие составителей, становится понятно, что сборник вышел таким, каким и должен был выйти. Арсен Мирзаев и Кирилл Коротков поставили перед собой цель дать срез поэтической жизни современного Петербурга, и именно такая моментальная картина петербургской поэзии у них и получилась. Конечно, сборник производит пестрое впечатление, однако точно такое же впечатление производит и реальный литературный процесс в городе на Неве. Вторая часть книги представляет собой оригинально задуманный издательский проект. Кроме предисловия составителей, сборник снабжен еще двумя статьями, обозначенными как «полемические заметки», которые ставят под сомнение не только идею сборника, но и факт существования петербургской поэзии вообще.

Виктор Топоров, однако, в этом отношении более мягок. Его критика в первую очередь направлена на некоторые особенности современной литературной ситуации, позволяющей человеку считать себя поэтом или прозаиком по факту написания текстов, а не исключительно после одобрения этих текстов несколькими вышестоящими инстанциями. Идеал Топорова — это советская модель организации литературы с ее многоступенчатой легитимацией начинающих авторов. Другим существенным элементом статьи стало противопоставление поэтической жизни Москвы и Петербурга. Топоров не слишком снисходителен к родному городу: поэзия бедного, но честного Петербурга, по его мнению, является жалким подобием настоящей поэзии. Впрочем, московским авторам не дано и этого — поэзии в Москве, отмечает критик, вообще не существует, есть лишь ролевая игра в поэзию.

Гораздо более радикально подошел к проблеме критического осмысления петербургской поэзии Дмитрий Быков. Он не только выделил основные черты этой поэзии (однообразие, вторичность, перенасыщенность цитатами, отсутствие динамики, мрачная настроенность), но и нарисовал психологический портрет обобщенного питер-

ского поэта. Быков обратил внимание также на полное отсутствие в опубликованных стихах петербургского колорита, хотя в то же время, по его мнению, единственным достоинством сборника стала работа его авторов над снижением образа Петербурга. Как можно снизить образ Петербурга, полностью отказавшись от «петербургского колорита», остается немного непонятным. Опровергнув наличие петербургской по­­­­­­­ эзии и петербургского мифа, Дмитрий Быков ставит под вопрос существование современной русской поэзии в целом: «…исчерпанность проекта — вот главное ощущение от сборника: русскую традицию доедают черви, это и есть новая формация». Впрочем, позиция Быкова достаточно последовательно аргументирована. И эта статья могла бы считаться блестящим пиар-ходом, если бы ее воздействие не было ослаблено статьей Топорова, который сразу же вымел за пределы литературы всю московскую поэзию, заодно, разумеется, вместе с Дмитрием Быковым. Пиар-эффект топоровской статьи в свою очередь значительно уменьшен намеками на разные личные обстоятельства включенных в сборник поэтов, которые могут быть полностью расшифрованы только непосредственными участниками литературной жизни города Петербурга.

Скандал, безусловно, получился, однако скандал этот имеет исключительно локальный характер — вряд ли можно привлечь широкого читателя описанием никак ему не интересных внутрилитературных разборок. Издательский пиар-проект, таким образом, не может считаться успешным. Что касается третьей части книги — попытки критического осмысления петербургской поэзии, то ее сводит к минимуму та роль, в которой вынуждены были выступить в этом сборнике Виктор Топоров и Дмитрий Быков. Оба они были приглашены как литературные знаменитости, имена которых известны гораздо большему кругу читателей, чем имена включенных в «Формацию» поэтов, и потому по необходимости рассмотрели эту поэзию с точки зрения высокопоставленных литературных чиновников. Однако чиновники и поэты живут в разных, совершенно не пересекающихся мирах, и потому поэты говорят об одном, чиновники — о другом, и в результате содержание статей не соответствует уровню получившегося сборника.

ЗВУЧАЩАЯ ЛИТЕРАТУРА. CD-ОБОЗРЕНИЕ ПАВЛА КРЮЧКОВА

ГОЛОСА ЗА ХОЛМАМИ

Иностранные поэты

О зарубежной литературной звукоархивистике можно было бы написать большое исследование, причем новоявленный историк этой «пралитературы» непременно внес бы в него и личную ноту. Вот спросите меня — когда и где я впервые услышал, как иностранный поэт читает свои стихи. Увы, это не был просочившийся сквозь железный занавес миньон легендарной фирмы «Кэдмон рекордс» с голосом Уистана Одена или Дилана Томаса. Это был пробивающийся сквозь вой «глушилок» голос Роберта Фроста: у великого «фермера» был, кажется, юбилей — что-то вроде 110 лет. Зарубежное русское радио просветило меня его биографией, рассказало о приезде старца в Союз в середине 1960-х, встрече с Анной Ахматовой и воспользовалось в качестве иллюстрации аудиозаписью авторского чтения. Из динамика выплыл густой, шаманский напев, я кинулся к громоздкому кассетнику «Электроника-302», но пока штекер выносного микрофона искал свое гнездо (помнится, точно так же я записывал и нобелевскую лекцию Бродского — прямо с динамика) — песня закончилась, и диктор перешел к другим искусствам.

А миньон с голосом Дилана Томаса существовал, судя по свидетельству Андрея Сергеева, в доотъездной судьбе Иосифа Бродского: Андрей Яковлевич рассказывал, что присланная из-за границы пластинка была основательно «запилена», слушали ее часто [6] .