ПОСЛЕДНЯЯ ОСЕНЬ
Вы знаете, как я был безработным? Реально — был безработным. Но это не тема. В этом состоянии есть только одна штука, которая заслуживает внимания. Отчаяние. Но это не простое отчаяние, а что-то космическое. Как будто ты стал падать в пропасть, только не вниз, а вверх. Туда, к звездам. И та уютная ниша, из которой я первоначально вылетел, может быть, вмятина в стогу сена — она остается все ниже, ниже и уже исчезает постепенно — а вселенная предо мной разверзается во все стороны до такого объема, в который я могу падать теперь уже бесконечно, и мне своей малостью, своим тельцем, прикрытым от невзгод жизни какими-то одежками, водительскими правами, счетами за телефон, да еще неубедительным косноязычием “творчества” и мыслишками о спасении никогда не заполнить его и даже не стать горчичным зернышком, не приткнуться нигде в этой бездне, не прорасти, не оставить следа. И когда ужас перед этой зияющей пустотой достиг стадии неудержимого крика, я закричал. Я устроил скандал. О, какой грандиозный скандал… Впрочем, никакой не грандиозный. Обычный скандал. А может быть, даже не скандал — а просто мне показалось, что весь я — в кличе, в вопрошании, с изменившимся лицом…
Наутро я проснулся совершенно успокоившимся.
За окном стояла лучшая в моей жизни золотая осень. Осень, каких не бывает. Как в кино. Надо же, уже месяц цветет осень, как праздник, а я и не замечал. Нет, замечал, ибо в душе столько было тревоги: сначала просто просветлела и заиграла желтым, красным, розовым палитра лета, но это было чуть, крапинки, все было еще зеленое, весь мир зеленый, только высокие жесткие травы стояли сухие, пройдя весь цикл своего предназначения; а потом пошло, пошло, и каждый день все ярче, ярче — будто разгорался какой-то невероятный огонь в полях и по опушкам, и мы с женой ходили гулять и никак не могли насмотреться на эти красные рябины, на эти клены, застывшие, будто сделанные из тонкого листового золота, на мелкое монисто каких-то кустов, и лимонно-желтый орех, и непередаваемо-прозрачный лист черемух, и дуб, глухо бронзовеющий, и тускло-желтые липы… А потом лист полетел — и день и ночь, и день и ночь, безостановочно свершалось паденье его — днем светящимися бабочками, а ночью шорохами вокруг, и воздух был насыщен благоуханием и звуками, и все, и все… И под ногами был шорох, и вокруг, и даже над головой: шорох бесчисленных падений, бесчисленных свершившихся судеб, шорох лесов и парков и одиноких деревьев, шорох как состояние мира.
Я никуда не выезжал и даже не звонил по телефону. Я как-то зацепенел, затаился недвижно на самом дне этой осени — возможно даже, что я вел себя неадекватно опасности жизненной ситуации, но в том-то и дело, что никакой опасности я больше не ощущал. Я чувствовал дар. Вот: мне подарили осень. И я просто бродил в ее красках как зверь, как безмысленное какое-то существо и дышал чудным запахом опавшей листвы, и земли, и трав сухих, и казалось, что вот прольется этот чудный свет с деревьев на землю, осыплет меня самого, запорошит, и уже больше ничего не будет… Когда появлялись деньги, покупал пленку, фотографировал. А то просто бродил, смотрел — и так красиво, что хотелось плакать и любить, плакать и любить и больше ничего…
Я понимал, что это не продлится вечно, боялся, что осень в одну ночь загасит налетевший дождь, и даже мне снилось, что я иду, иду, а потом — какой-то обрыв, а внизу — голые мокрые деревья, смятые дождем, до самого горизонта, как море, или даже море и лодка, а оно серое, бурное, а я… Куда ж мне грести? А все ж надо садиться и браться за весла и править куда-то, сквозь льды, сквозь зимний снег, к весне, к первым искоркам солнца в волнах, к зеленым просветам на воде, к далекому берегу…
Проснулся — а за окном все тот же волшебный розовый утренний свет октябрьского солнца. И значит, будет у этого волшебства еще один день. Может быть, последний. И уже не важно, что впереди. Главное — прожить это волшебство до конца. А остальное — верите? — не важно.
ЛЕСНИК, ЛОШАДЬ И КОЗЕЛ
Разговоры в деревне Боровно (Новгородская область):
— Бабушка, а где тут лесник живет, который лошадей водит?
— А зачем вам наша лошадь?
— Да нам не лошадь нужна, а лесник.
— Мы лошадь не отдадим, она одна у нас, на ней всей деревней огороды пашем…
— Ну а лесник-то где живет? Фамилия его как?
— Железо2в. Проедете погост, потом лесничество, оттуда дорога направо, там евонный дом.
— Спасибо, бабушка…
Едем в указанном направлении. На всякий случай решаем заглянуть в лесничество. Там, за запертым по случаю выходного домом, возле сарая возится с сеном крепкий, хоть и немолодой уже мужик.
