литературы, и в рамках сборника это влияние ощутимо. Впрочем, неясны мотивы включения в книгу стихотворения Кита Дугласа, погибшего еще на Второй мировой войне, — его при всем желании нельзя назвать современным британским поэтом.
Грейвз у нас менее известен, чем Оден и Томас, — и приятно, что по-русски он действительно зазвучал. Его лаконичную и тонкую лирику прочувствовал А. Круглов; несомненная удача — перевод стихотворения «Росинка и брильянт» («Dew-Drop And Diamond»), выполненный Е. Третьяковой.
Что касается Одена, то с ним, как всегда, сложно. Одену у нас везло и не везло: были, например, замечательные переводы П. Грушко и А. Сергеева; были то удачные, то шероховатые и поверхностные переводы В. Топорова; были и совсем анекдотические — Вяч. Шестакова. Если судить об Одене по русским переводам, в разных текстах он будет представать то трагиком, то резонером, то заикой. Цельного образа поэтики Одена не дает и книга «В двух измерениях». Рассмотрим два примера, которые помогут нам понять не только то, как переводят Одена, но и то, как вообще рознятся переводческие подходы в нынешней антологии.
Юлия Фокина, работая со стихотворением Одена «Эдвард Лир», наполняет свой текст лировскими мотивами. Получившийся перевод выглядит не очень убедительно, в том числе и из-за формальных огрехов, таких, как рифма «возник — стих». Посмотрим на последнюю строфу перевода, в которой описывается прибытие Лира в вымышленную страну:
Какой бесподобный прием ожидал его Там!
Он шляпу сменил на зеленый платок носовой,
Представил его Бонги-Бой тыквам и кабачкам,
Он ел карамель и плясал с молодою Совой,
И лимерик рифмы из рук брал оранжевым ртом.
А дети столпились на нем, как на пирсе. Он стал маяком.
Кошка у Фокиной становится Совой; казалось бы, не велика беда: Кошка и Сова — персонажи одного стихотворения Лира. Загвоздка в том, что у Лира кошка — женщина (Pussy-cat), а Сова — мужчина (стало быть, Филин), и Кошка с Филином в конце стихотворения играют свадьбу. Поэтому то, что у Одена галантный кавалер Лир танцует с дамой-Кошкой, вполне понятно, а Фокина не только подменяет ему партнера, но и меняет партнеру пол [3] . Это, впрочем, пустяки по сравнению с насильственной ломкой ритма, выбранного самой же переводчицей: английский стих Одена далек от мерной русской силлаботоники («How prodigious the welcome was. Flowers took his hat / And bore him off to introduce him to the tongs…»), Фокина избирает правильный пятистопный амфибрахий с усечением последней стопы — и (может быть, чтобы передать Оденовы «неровности») приходит к неуклюжему спотыкающемуся ритму: «Представил его Бонги-Бой тыквам и кабачкам…» Но главная ошибка — в конце. У Одена сказано: «He became a land», «он стал землей, страной». Возможно, Лир сливается с той выдуманной им страной, в которую он попал; возможно, сам становится новой землей, к которой дети устремляются, «как поселенцы» — «like settlers». Суть в том, что эта строка передает мощь дарования Лира, сообщает, чем он замечателен: его интересно открывать, как землю. У Фокиной он становится всего лишь маяком (возможно, по аналогии с лировским Донгом, который освещал мир своим носом-фонарем?). Если в одних случаях переводческая вольность обогащает текст, раскрывает его смысл по-новому, то в других — обедняет, искажает смысл. Хорошо, что после перевода Фокиной идет перевод того же стихотворения, выполненный Григорием Кружковым, который мастерски справляется с ритмом Одена и верно передает финал, пуант стихотворения: «И сразу, как остров, захвачен был детворой!»
Для перевода другого стихотворения Одена — сонета «Зимний Брюссель» («Brussels in Winter») — Фокина тоже привлекает «широкий» контекст, но итоговый текст из-за этого расплывается, теряет присущую оденовскому стиху «точность». «Зимний Брюссель» у Одена начинается так:
Wandering the cold streets tangled like old string,
Coming on fountains silent in the frost,
The city still escapes you; it has lost
The qualities that say «I am a Thing»
(подстрочный перевод: «Когда ты бродишь по холодным улицам, натянутым, как старая струна, / Выходишь к фонтанам, безмолвным на морозе, / Город все равно избегает тебя: он лишился / Тех качеств, которые говорят: „Я — Нечто”»).
Вот как это начало выглядит у Фокиной:
Метаться и красться, ловить переулки за хвост,
