— Им перереза2ли источник жизни еще инглизам. И персам. Да что говорить! Не удивлюсь, если это тот самый кинжал, которым подлый ассасин прервал драгоценную жизнь самого Шихаб-ад-дина!
Кардымов уставился на рукоять в каменьях, пытаясь сообразить, вспомнить, кто такие эти персонажи местной истории: Ассасин и Шихаб. Но, увы, имя самого древнего царя из местных, которое запомнил Кардымов, было — Аманулла-хан, провозгласивший независимость Афгана от Англии, а было это уже в двадцатом веке, явно позже персов и Ассасина с Шихабом. Кардымов откусил от солнечного ломтя.
— Мм, таких я еще не пробовал.
— Ты думаешь, разделить землю здесь будет так же легко, как разрезать дыню? — спросил Справедливый Гур.
— Ну, я-то сюда прибыл не за этим, — ответил Кардымов. — Но насчет земли скажу, что делить ее вам по справедливости придется. Это залог спокойствия и процветания. Азбучные истины. Афганистан может в довольстве жить. Здесь можно снимать по два-три урожая в год в некоторых районах, ну, провинциях. И чью же землю с большей охотой будет обрабатывать крестьянин? Свою или, прошу прощения, бая? Прописные истины. Еще римлянин Сенека призывал соотечественников отказаться от эксплуатации рабов, — блеснул знаниями Кардымов.
Справедливый Гур кивнул, оглаживая каменноугольную бороду.
— А чью землю обрабатывает ваш дехканин? — спросил он и, отщипнув еще одну виноградину, отправил ее в рот.
— Общественную и личную, — охотно ответил Кардымов.
— Зачем же? — спросил Справедливый Гур.
— Чего? — не понял Кардымов.
— Зачем же вы сами не отдадите дехканину всю землю, как учил Сенека?
— Ну, общественная, колхозная, и есть его земля. А о земле вообще-то учил Ленин, а не Сенека.
Справедливый Гур поднял антрацитовые сросшиеся брови над тонкой переносицей:
— Тогда зачем ему еще и личная земля?
Кардымов вздохнул:
— Это называется подсобный участок. То есть таким образом он сам себе может подсобить на нем. Прибавка к зарплате никогда не помешает!
— Значит, на общественной земле он трудится как раб Сенеки, — заключил Справедливый Гур.
Кардымов достал платок и вытер обильную испарину. К таким дискуссиям их не готовили под Ташкентом.
— Могу сказать, что наш крестьянин не бедствует. У каждого есть телевизор, холодильник, автомобиль или мотоцикл. — Кардымов даже не поперхнулся. А может, он в это мгновение был совершенно убежден, что все так и есть там, в его далекой Ярославии. — И я прибыл сюда…
— Да, да, строить дома, делить воду, резать по-новому землю. Зачем стараться? Здесь все поделено. А в Книге сказано, кому и чем заниматься.
— У нас есть поговорка, — не стушевался Кардымов, — на бога надейся, а сам не плошай. Книги пишут люди. А они могут ошибаться.
— Благородный Коран был не писан, а ниспослан, — сказал Справедливый Гур.
Кардымов с тоской посмотрел на окно с ярким небом, цвета чайного сервиза в серванте Фильченко, перевел взгляд на афганца и, пожав крутыми плечами, признался, что еще не успел эту вещь прочитать.
— И-и-и зря, — сказал Справедливый Гур. — Ведь там все есть. И твоя судьба, мушавер, как на ладони. И судьбы твоих друзей. Стоило ли ехать в такую даль? У вас в Казани хороший Коран, в Самарканде есть.
На понт берет, мгновенно раскусил его Кардымов. Почувствовал слабое место, давит, думал он, хмурясь. Я даже Библию в глаза не видел, не то что Коран.
— Я же говорил, что я мушавер по строительной части, — скромно произнес он.
— А у нас даже последний мусорщик знает хотя бы Открывающую суру из благородной Книги, — сказал
