КНИЖНАЯ ПОЛКА ВЛАДИМИРА ГУБАЙЛОВСКОГО
+9
Б а х ы т К е н ж е е в. Крепостной остывающих мест. Стихотворения 2006 — 2008. Владивосток, «Альманах „Рубеж”», 2008, 80 стр. (Серия «Линия прибоя»).
У этой книги Бахыта Кенжеева любопытная судьба. Она была закончена летом 2008 года, а осенью того же года вышла. Но не в Москве и не в Питере, а во Владивостоке. По замыслу издателя альманаха «Рубеж» и организатора международного поэтического фестиваля «Берега» Александра Колесова эта книга должна открыть поэтическую серию «Линия прибоя». Во время первого фестиваля в октябре 2008 года в малом зале Владивостокской филармонии прошла презентация, на которой почти всю эту небольшую по объему книгу Кенжеев и прочитал. А читает Бахыт Кенжеев замечательно: он голосом проламывает пространство и увлекает слушателя в образовавшийся водоворот. Мне посчастливилось на этой презентации присутствовать.
Кенжеев — поэт, тесно связанный с русской (и мировой) поэтической традицией. Он трогает ее струны, и они будят прошлое и окликают будущее.
Здесь не избежать сравнения поэтической работы Кенжеева с двумя другими мэтрами — поэтами, тоже когда-то (в 70-е годы) входившими в объединение «Московское время», Алексеем Цветковым и Сергеем Гандлевским. Их отношения с традицией, на мой взгляд, складываются не так, как у Кенжеева. Цветков — поэт более авангардный, ориентированный не столько на сохранение традиции, сколько на ее разрушение (хотя, и разрушая, он от традиции отталкивается). Гандлевский преодолевает традицию отчетливой опорой на экзистенцию, иначе говоря, его стихи нагружены таким тяжелым содержанием, что традиционные стиховые формы под ним деформируются и теряют устойчивость.
Кенжеев традицию не разрушает синтаксически, не деформирует семантически — он ее варьирует, оставаясь на границе, — здесь она действительно звучит как струна.
Если представить этих трех поэтов как трезубец, то Кенжеев — это центральный зуб, и это обязывающее и неустойчивое положение: чуть отклонись — и себя потеряешь.
На границе традиции нельзя ошибаться: чуть вниз — и выйдет штамп, чуть вверх — и уйдешь в пустоту, теряя контакт с реальностью.
Но если дистанция выбрана верно, она дает серьезные преимущества, поскольку поэт, оставаясь собой и занимая отдельное, только ему принадлежащее место, может задевать множество накопленных, хотя часто и слежавшихся смыслов.
«Крепостной остывающих мест» — замечательный пример такой работы.
Очень важную (кажется, даже определяющую) роль в поэтике Кенжеева играет эпитет: «цианистый прилив венецианский», «цинковые листья», «месяц цинковый», «неотложные боги» (это кивок в сторону Гандлевского — «ангел участковый»). Эти болезненные эпитеты взяты из разных стихотворений, и они как бы подводят к такому образу, почти штампу: «железные гробы». А дальше читатель не может не вспомнить, что «цинк» — слово слишком современное: цинк — это ящик патронов, цинк — это «груз 200». Так происходит неназванный, но неизбежный выход к горестным будням сегодняшнего бытия.
На одном из своих выступлений Бахыт Кенжеев заметил, что лучшие стихи те, которые нельзя пересказать прозой. Стихи Кенжеева действительно прозой не перескажешь.
Самое, пожалуй, прозаическое стихотворение в книге — «…тем летом, потеряв работу, я…». Оно написано белым пятистопным ямбом (да еще со сбоями ритма), и у него подчеркнуто прозаический сюжет.
