“Василий Аксенов был писатель хорошего настроения. Его герои переживают выпадающие им скорбь, конфликты, беды всерьез, не отводя глаз, не уклоняясь в утешительные подмены. Но они никогда не упускают шанса обнаружить в положении, куда их завела судьба, забавную черту, окраску, поворот. На это они опираются, в этом получают ободрение. Из его книг следует, что не только не отчаянием движется жизнь, но даже и не преодолением его, а желанием радоваться. Хотя они и видят, что мир — не праздник, они ищут и находят в нем праздничность, которая присуща ему от сотворения наравне с унынием и безразличием. Возможно, в этом же была и причина его привязанности к джазу и спорту”.

Галина Орлова. Биография (при)смерти: заметки о советском политическом некрологе. — “Неприкосновенный запас”, 2009, № 2 (64).

“Я анализировала исключительно политические некрологи (то есть тексты, созданные на смерть лиц, чья позиция описывалась в категориях политического, — вне зависимости от статуса и рода занятий) и только те из них, которые были опубликованы в главной газете страны, исходя из форматирующего влияния „Правды” на советский политический канон (политику смерти в том числе)”.

Владислав Отрошенко. Метафизика Юга. — “Иностранная литература”, 2009, №?4 <http://magazines.russ.ru/inostran>.

“Юг есть в любой стране мира, даже если она вытянута, как Россия, на тысячи километров с запада на восток. И в любой стране мира есть южане. Я принадлежу к их числу. Одно из свойств южного человека состоит в том, что он тоскует по югу. Эта тоска является абсолютной. Она сравнима с той неумолимой силой, которая заставляет стрелку компаса всегда и везде поворачиваться в одну сторону. Стрелка компаса указывает на север. Тоска южанина — на юг. Всегда и везде. Я убедился в этом несколько лет назад, когда мне случилось около года жить в Северной Италии, в городе Бассано-дель-Граппа, что находится в области Венето у подножия Альп на речке Брента. Первое время я испытывал неописуемое чувство: казалось, что мой внутренний компас сошел с ума. Он показывал совсем не то, что в Москве. Там я всегда знал, что мой юг, с которым я расстался двадцать пять лет назад, находится именно на юге — за 1000 километров от Москвы. <...> Я не мог представить (не умел это чувствовать во время работы), что южные степи России находятся северней меня — за Альпами, за Австрией, за Румынией, за Черным морем”.

Вера Павлова. “Поэзия — это царственная роскошь”. Беседу вела Елена Коновалова (“Вечерний Красноярск”). — “ Newslab.ru ”, 2009, 22 июня <http://newslab.ru>.

“Очень люблю свою судьбу и доверяю ей — я абсолютный фаталист. Правда, отчасти фатализм — это желание, чтобы за тебя все делали другие (Смеется.) ”.

“Да, а сейчас наши поэты вынуждены ходить на службу, что очень мешает писать. Особенно если эта служба связана со словом — как у Лены Фанайловой, которая ведет радиопередачи, или как у Тимура Кибирова, который редактирует телерекламу. Если ты разгружаешь вагоны или что-то сторожишь, еще куда ни шло — ты можешь при этом думать…”

“Человек, который понимает поэзию, — аристократ. А аристократии в стране не может быть много. Когда послушать поэтов собираются стадионы, значит, в стране нездоровая ситуация. Что, например, заметно сейчас — все больше людей приходят на поэтические чтения. Если такое происходит, значит, поэзия уронила свой царственный уровень, снизошла до масс. А она не должна этого делать, поэзия — частное интимное дело”.

Борис Парамонов. Борис Слуцкий: из элегиков в трагики. — “ SvobodaNews.ru ”, 2009, 28 мая <http://www.svobodanews.ru>.

“Я бы назвал Слуцкого если не лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи, то последним советским поэтом”.

“Слуцкий писал о войне в каком-то плюсквамперфекте, как о давно прошедшем, она уходила у него в некую ностальгическую дымку. Бедой нельзя пренебречь, победой нельзя не гордиться — но это уже как бы отдаленная эпоха, поистине история, и не та, в которой ты участвовал, а как бы написанная в старой, антикварной, „античной” тетради, только сейчас обнаруженной под обломками эпохи. Некая археология войны?— и всей советской истории. Персонаж стихов Слуцкого, его „лирический герой”, как тогда говорили,?— юноша-комсомолец, „коминтерновец”, осознающий глубину и трагедийность русской истории. И жалеешь об исчезнувших иллюзиях, и становишься одновременно из мальчика мужем. Короче и проще говоря, советская эпоха в стихах Слуцкого кончилась”.

“Слуцкий — это советская элегия”.

Плакать, гневаться и смеяться. Беседу вел Андрей Кульба. — “Православие и Мир”. Православный информационный сайт, 2009, 18 мая

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату