ложится тополь под ногами.
Блестит умытое окно;
сосед торопится в кино
(наверно, пик соцреализма);
другой (завидная харизма)
в своем подвальчике вино
с каким-то третьим распивает.
Я тут живу. Я тут давно.
Случилась жизнь. В ней все бывает.
Золотой
Истекут мои дни — то счастливые, то сумасшедшие,
с которыми сам не знаю, был ли я толком знаком,
и вот я выпишу тебя к себе, в мое давнопрошедшее,
и мы наконец уляжемся под пуховиком
где-то в Карелии, осенью, в моей палатке,
в лесу, где мхи на валунах что серебряный дым.
Ты будешь поцелуями ставить на коже моей заплатки,
а днями вязать мне носки, ожидая, когда я
вернусь с рыбалки, как обычно, пустым.
И тогда ты поймешь, что мы с тобой — только способ
выразить словом мысль и нашей девочке дать имя,
а потом придет ее князь (возможно, достойная особь),
и меч по ночам не будет меж ними двоими.
А пока ты мне вяжешь носки, а я головы рыбам дурачу,
слыша, как в соснах сзади дятел вторит клесту,
длится мой сон, будто мне наконец дали сдачу —
маленький золотой с сотен, брошенных в пустоту.
