вязким, тяжелым и мучительным, как само безумие постепенно опускающегося Кемаля. Под конец же «Музей» вдруг делает неожиданный вираж – расставшаяся с мужем Фюсун накануне свадьбы с Кемалем на полной скорости направляет их машину в дерево и погибает. Для выжившего Кемаля это уже не так важно – он переносит 4213 окурков и другие вещи Фюсун в выкупленный им ее бывший дом и создает там ее музей, для чего объезжает все мировые музеи, общим числом 5723, пытаясь понять суть воспоминаний и их сохранения. «Пусть все знают: я прожил очень счастливую жизнь», - говорит он накануне собственной смерти.
Здесь нужно, видимо, сказать, что эта история – очень личная для самого турецкого писателя: он не только развелся накануне написания этого романа с женой, но и действительно создает подобный музей в Стамбуле (в конце книги читатель найдет его адрес) и даже в предыдущий свой приезд в Москву просил поводить его по музеям…
Но важнее, скорее, то, что к этой книге Памук шел очень давно, она - и не только по размеру - на фоне его предыдущих книг смотрится своего рода opus magnum его творчества. В «Черной книге» герой Памука сравнивал память с садом, метался по городу в поисках ушедшей жены, с помощью каких-то вещей (ручки, утонувшей 24 года назад) и даже лекарств для улучшения памяти цеплялся за воспоминания, а через них – закидывал абордажный крюк в прошлое, чтобы не упустить его на свободу. В «Снеге» воспоминания хранило все – тетрадка убитого героя, снежинка как «кристалл памяти» да и сам рассказчик, не видящий в своей жизни иного смысла, как в том, чтобы разыскать предметы, принадлежавшие когда-то убитому главному герою Ка, и сохранить о нем воспоминания. Даже в «Стамбуле», который относится формально к жанру чуть ли не путеводителя, говорится о домах, являющихся музеями, тоске по прошлому, рассказывается о писателе, создававшем сначала музей, а потом – в его квартире попросту не хватило места для всех предметов – энциклопедию Стамбула… В «Новой жизни» (более чем символичное название для героев, которые хотят лишь вернуться в прежнюю жизнь, – даром ли герои Памука так часто вспоминают Пруста!) «доктор Нарин просил своих друзей спрятать вещи – те настоящие вещи, которые, как он сказал, являются (1)продолжением наших рук и пальцев и, словно стихи, дополняют наши души(2). Он попросил меня надежно спрятать чайные стаканчики с тонкой талией, масленки, пеналы для ручек, одеяла – (1)именно те вещи, которые делают нас нами(2), чтобы не растеряться в день освобождения, когда нужда и забвение кончатся, - как растеряются те, кто потерял память, (1)нашу самую большую сокровищницу(2). Чтобы суметь вновь установить (1)господство нашего настоящего времени, которое хотели уничтожить наши враги(2)» [7] . И здесь уже важно буквально все: и вещизм памяти, и историзм ее (вещи равны старому, патриархальному порядку), и необходимость скрыть и защитить эти вещи, хранящие воспоминания, от чуждого мира, и даже эпитет «настоящее время», который следует, пожалуй, понимать как попытку сохранения и объединения двух времен – настоящего и прошлого, вмонтированного, вживленного в настоящее… Эта тема возникает потом в связи с Фюсун: «...пока мы все с большей страстью любили друг друга, наше прошлое, наше будущее, наши воспоминания и быстро нараставшее удовольствие сливались в одно целое».
Тема вещей как хранителей/хранилищ воспоминаний почти настырна, она появляется в «Музее невинности» с первых страниц. Не только некий персонаж высшего света, после развода с женой ставший собирать спичечные коробки, не только фраза из Пруста о том, что вещи могут плакать, но и то, что даже на первом свидании с Фюсун Кемаль показывает ей старые вещи, навевающие воспоминания о детстве, и признается, что рассматривание «старых любительских фотографий, сделанных отцом, и сила предметов понемногу обуздывала мое смятение».
Тема воспоминаний о вещах, связанных с любимой, переходит в темы времени и, далее, рая, то есть идеального безвременья (ибо сказано в романе: «Основа всего мира – любовь. А основа любви – любовь к Аллаху»). С временем, кстати говоря, в этом простом, якобы «мелодраматическом» романе отношения далеко не простые – в воспоминаниях героя вдруг появляются flash-backs, то есть вспышки- воспоминания об еще более давних временах (тут впору вспомнить какую-нибудь сложную категорию времени типа Plusquamperfekt в немецком, plus-que-parfait, passe anterieur во французском языке, или Past Perfect в английском), к которым герой возвращается «по лестнице памяти»…
В той же квартире-музее (кстати, кроме музея невинности, он именует его музеем чести и уважения, музеем сладостной боли и благодарности, музеем счастливых воспоминаний и т. д.), где он виделся с Фюсун, «старые вещи, чей запах усиливался от влажности и пыли, образовали одно целое с тенями по углам, составив образ обители счастья». Счастье каким-то образом оказывается не просто зависимым от воспоминаний, но и определяется ими – таким образом, воспоминания едва ли не более важны для героя, чем его личное благополучие. Не поэтому ли, еще когда Кемаль счастливо проводил время с Фюсун, он вдруг решает, что именно это свидание должно быть последним, а обнимая ее, мечтает остаться в одиночестве – разлука была, можно сказать, запрограммирована с самого начала, мир памяти возобладал в нем над реальной жизнью.
И это отнюдь не индивидуальное свойство, скорее типическое качество Стамбула, «города воспоминаний». Так мать Кемаля отправляет все старые вещи на особую квартиру и велит не стирать простыни, хранящие запах тела умершего мужа, так у матери Сибель «появилась привычка перешивать старую одежду и хранить старые вещи». Воспоминания столь важны, поскольку, как и в «Новой жизни», только они делают стамбульцев ими самими. Потерянные между Востоком и Западом, жители Стамбула пытаются удержать былой, патриархальный уклад, чтобы – удержаться за него, не быть сдутыми «ветром перемен». Не зарифмованы ли скромная, традиционная по своему воспитанию, бедная Фюсун и эмансипированная после учебы, употребляющая алкоголь, готовая расстаться с невинностью до брака богатая Сибель именно с восточным и западным мирами? Символичны в этом смысле разные эпизоды, и все они, кстати, оказываются связаны с темой воспоминаний. Так, Сибель и ее знакомые вывозят Кемаля на пикник, что стало модно в подражание французам, но Кемаль под надуманным предлогом сбегает оттуда и два часа мчится на машине, чтобы оказаться в своей комнате воспоминаний. В один из вечеров проводится сеанс вызова духов (чем не символ призвания прошлого, нежелания его отпускать?) – Сибель выступает против этой затеи, а Фюсун ее одобряет. И еще один символический эпизод. Кемаль покупает для Сибель в магазине, где работает Фюсун, сумку модной марки, но она отвергает дорогой подарок, так как французская марка оказывается турецкой подделкой; Фюсун же позже говорит по поводу этой сумки: «Мне совершенно не важно, из Европы вещь или нет. Настоящая она или подделка, тоже не важно… Мне кажется, люди не любят поддельные вещи не из-за того, что они ненастоящие, а потому, что выглядят дешевыми. Для меня гораздо хуже – придавать значение не самой вещи, а ее марке. Например, есть такие, кто считает главным не свои чувства, но что другие об этом скажут <…> Я запомню надолго ваш вечер благодаря этой сумке».
Из неуютного, меняющегося настоящего персонажей, как и остальных жителей Стамбула, тянет в идеальное прошлое. Для главных героев, Кемаля и Фюсун, это возвращение через воспоминания в прошлое становится попыткой вернуться в рай, век невинности, идеальное бытие до грехопадения (то, что с ним она утратила невинность, становится главным упреком Фюсун Кемалю и – темой его музея
