Спросить я спросил, но говорить никому ничего не стал. Для меня — дело стороннее, хоть и жаль человека, а для соседки и ее семьи — живая боль, ежедневная и ежечасная. Внука арестовали, поместили в КПЗ, следствие шло долго: допросы да вопросы — дело не быстрое, оно тянулось и тянулось.
А незадолго перед тем соседские внуки получили наследство: квартиру со всем имуществом. Приспело наследство кстати: для передач и для адвоката деньги нужны. Квартиру продали, но кому и как платили, я не вникал. Чужая беда, чего в нее лезть. Тем более в таком деле. Я-то знал, чем все это кончится, загодя, но молчал, потому что в подобных делах советовать — занятие пустое и неблагодарное. Тут не может быть трезвого счета и логики. Когда родное дитя в беде, за соломинку будешь хвататься, лишь бы не сидеть сложа руки.
Тянулось и тянулось следствие. Соседка в разговорах с матерью моей не один раз упоминала женщину-следователя, хвалила ее: мол, хорошо к внуку относится, в разговоре вежливая, с передачами нет проблем, разрешает свидания
Но сколько веревочке ни виться... В конце концов был суд, и соседский внук получил столько, сколько вначале мне сообщали, — восемь лет. Осудили его, отправили на долгую отсидку.
Время шло. Наша соседка понемногу обвыкалась с тем, что внук — за решеткой. Говорилось об этом уже спокойно. С горечью, но без слез.
Как-то однажды зашла речь о той женщине-следователе, которая дело вела. Я помнил, что соседка одобряла ее: мол, относится хорошо. И теперь, вроде поддакивая, вспомнил: старалась, а не вышло...
Мне ответом был долгий вздох, а потом горькое:
— Уж эта старалась... И все у нее вышло. Утка ненажористая. Готова хапать и ртом, и... Аж гребостно вспоминать.
Я удивился:
— Брала?
— Глотала, я ж говорю, как утка. Стыда никакого. Деньги, деньги... Потом видит — денег нет, холодильник забрала. Ковер забрала. Прости мою душу грешную, но креста на ней нет. Изгородь с дачи и ту утянула.
— Изгородь?
— Да. Хороший забор. Железный. И он впору пришелся. Подогнала машину и весь, звёнками, погрузила и увезла. Подполковница, по особо важным...
Что я сказать мог. Лишь вздохнул да повторил вслух: “По особо важным...”
А потом долго у меня это из головы не выходило. Вроде бы за жизнь ко всему привыкли. Тем более — телевизор, газеты... Про эти взятки чуть не каждый день разговор. Раньше такое бывало, а нынче — и вовсе. Про милицию нашу вряд ли кто доброе скажет. Но все равно ведь кажется... То ли судишь по себе да близким, то ли хороших книжек за жизнь начитались.
Следователь по особо важным... Не сержант какой-нибудь, а подполковник, женщина, тоже — мать. А может, для сынка своего старалась. Где-то берут долларами, открывают счета в швейцарских банках. А у нас, коли другого нет, и забор на что-нибудь пригодится.
Вот тебе и “по особо важным”...
Чай по-калачЕвски
Среди людей знакомых слыву я чаевником. Утренний чай, дневной чай, зеленый ли, черный, с молоком ли, с медом, с добавкой мяты, чёбора, зимою — и вовсе травный: душица, зверобой, шалфей, железняк, черной смородины лист. Словом, выбор немалый.
Порою спрашивают меня: какой покупаю чай, да как завариваю, да что добавляю.
Правду надо сказать, к чайной церемонии отношусь я всерьез, особенно к утренней. Не люблю в этом деле спешки. Потому что утренний чай — зачин долгого дня. Поторопишься, скомкаешь — значит, добра не жди: весь день пойдет каким-нибудь куролесом.
