— А вот ты в зеркальце посмотри: увидишь, что мама…
Осколком зеркальца направляет солнечный зайчик ей в лицо, в глаз.
И там бездонный такой глаз, как вселенная….
(«Тр-рр!» — Ч/Б — черно-белое.)
— Мама… — зовет он.
— Пойдем, поешь, цельный день не евши, убегался весь…
Внутренность избы. Все аккуратно: стол, лавки, натертое дерево лавок, кисея покрывал, иконки старые, бумажные… Ничего не изменилось. Только он стал — мальчик, а она — мама. Мама наливает ему из кринки молока, дает хлеб:
— На, поешь.
Старый дом. Ивы шумят вокруг, куры кудахчут… Ветер ходит, в окошках шумит.
— На батьку хочу поглядеть.
— А чё на его глядеть-то? Скирду разбирают. А то пошли…
(Трр-ррр! — цвет.) Вроде как наш день. Только Саша рядом с Надей остается маленький. Выходят на скотный двор, там стоят горбатые скирды в серых шкурах, сено, внутри скирды зеленовато-желтое, просыпано на землю. В солнце — желтые мужики. Разбирают прошлогоднюю скирду. Сено у них в рулонах, бечевой схвачено. Один на тракторе разруливает, подает мужикам раскрытую железную лапу, те вкатывают в нее рулон, он везет в хлев, на подстилку.
— Ну, што? — орет тракторист. — Три штуки уже — мож, хватит?
— Еще давай! Кидай клешню! — смеются мужики, и есть какая-то радость в этой спорой крестьянской работе… Солома в воздухе летает…
— Это что за малец с тобой, Надь? — спрашивает мужик на тракторе…
И в тот же миг — «тр-р-р!» — замыкание — и трактора нет. Сено свежее, только начали скирдовать, и не рулонами, а вилами, по-старому. Почему-то много людских голосов мечется:
— Куды, куды его сорвало-то?
— Степка, не суйся, убьет! Ополоумел!
Пыль! Стрем! Бегут куда-то!
— Степа-а! — заходится бабий крик. — Сашка там!!!
Здоровенного рыжего быка с гривой бешеной шерсти и мотающимся, хлещущим хвостом с заносом выбрасывает в пыльный двор. Через двор мальчонка бежит, спотыкается, падает и, понимая, что это конец, заходится истошным криком. Секунду они один на один — бык и ребенок. Бык фыркает, пригибает голову и делает шаг в сторону мальчика, как вдруг появляется загорелый мужик в синей майке — и на него, выкатив красный глаз, какою-то грудой валится рыжий бык; человек бьет блестящим ножом ему сзади под основание черепа и медленно оседает к шее животного, которое сразу делается смирным, послушным… И только немного дошевеливает рогом, там, у этого человека внутри…
— Степа-аа! — кричит Надька и бросается к отцу, и Сашка бросается к отцу, и трогает его крепкую толстую руку, и видит распоротый живот и такой же, как у быка, красный, угасающий глаз… И кажется, эта смерть длится вечно…
(«Тр-ррр!»)
Цвет. Настоящее: Надя и Сашка идут вдоль края хоздвора через раскоп туда, к ивам…
— Раньше мы рыбу ловили, сынок, а как рыбы не стало, на рыбзаводе работали, а как завод они себе забрали, самосильно занялись скотиной, и вот уж сколько лет? Считай, тридцать?
— Мама, а что за ямы это?
— А это ученые люди роют. Говорят, древний был город… Хазары… Итиль.
