Я лежал в ней, наслаждаясь невесомостью, и гладил правую тяжелую грудь. Сдавил сосок. Капля молока, зрелая, резво выкатилась и побежала, делаясь невидимой, превращаясь в каплю озноба.
Так бывает даже с самым ярким событием — чем дальше, тем оно бесцветнее, пока не сольется с пустотой.
Звонок в дверь. Я подскочил.
— Уже пора? — Аня была недовольна.
Это приехал Вася. Он остался в носках и проследовал за мной в комнату.
Аня, наспех одевшись, оглаживала постель. Ребенок лежал на дне мелководного прозрачного сна за толстыми деревянными прутьями. Вася наклонился, и губы его поползли умиленно. А разве можно не умилиться тому, чье личико под немой пеленой сна, этой синей соске, подрагивающей, как поплавок, этой люльке, похожей на легковесную ладью?
Васины губы разошлись, обнажив белую зависть:
— Везет ему, крещеный! В таком возрасте, если умрешь, сразу в рай. Главное — покрестить успели!
— Что? — изумилась Аня.
— Не шути так… — Я смял его выше локтя и повлек от колыбели. — Попьем чайку!
— Да вы не думайте. — Вася смешливо упирался. — Он до ста доживет. Умрет монахом- отшельником…
— Чай черный, зеленый? — Аня дернула его за другую руку, и мы перешли на кухню.
Вася не садился, он вращал глазами, что-то выискивая в воздухе. Наконец он поймал бумажную иконку Николы, приставленную к вазе,
у потолка, на висячем шкафчике, и глаза его посвежели.
— Кто молитву читает?
— Какую молитву? — не поняла Аня.
— Ты же чтец, — сказал я.
Он перекрестился и начал “Отче наш”. Громким, четким голосом. “Приидет царствие” — во рту прокатились две выпуклые “р”.
— Особо нет ничего, — заметил я виновато.
— Что Бог послал… — Вася поднес к зубам бублик, отхватил, зажевал с убывающим хрустом.
— А кто его знает — есть он или нет, Бог, — вдруг сказала Аня.
Вася исказился. Губы спрятались в нитку. Он прожевал. Заговорил понуро и твердо:
— Так. Там в машине Любка моя. Прошу при ней ни слова в таком роде. Прошу. — Он отложил половинку бублика на скатерть и теперь переводил серебристые страдающие глаза с меня на жену. — Как молоды мы были! И я таким же был. Оба родителя не верили. Мать до сих пор церкви противится. Еле ее уламываю раз в месяц ходить.
— Может, еще уверует… — вздохнула Аня, гася раздор.
— Уверует… — передразнил Вася. — А что такое вера? Это уверенность. Уверенность — это не идея. Это истина. Главное — все доступно! Ты сделал шаг — Бог два. Ты руку протянул — у тебя меч в руке.
— Меч? — спросила Аня тревожно. — А любовь? — спросила она чуть томно.
— “Любовь, любовь” — говорят они, а любви не имеют… Скажи обмазывающим стену грязью, что она упадет! Кто не крестится — тот осужден будет!.. — Он распалялся. — Я был язычником до тридцати семи лет. Школа, армия, институт, женитьба, ребенок, Америка. А Бог смотрел и ждал. Однажды зашел я в Интернете на один сайт православный. Скучал я по России, начал смотреть. Кликнул раздел “Русские
