Следовательно, “кощунственную телеграмму”, о которой Пастернак упоминает в поэме, нужно искать в прессе, предназначавшейся для железнодорожников. Она и находится в номере газеты Центрального комитета союза рабочих и железнодорожного транспорта “Гудок” от 5 сентября 1923 года. Телеграмма была отправлена в Японию от лица участников 1-й сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки, так что, определяя ее как “лубок”, Пастернак был вполне точен. Очевидно, текст телеграммы попался на глаза поэту, поразил вопиющей — лозунговой — бесчеловечностью и надолго запомнился (курсив наш. – А. С.-К. , О. Л. ):

“Мужайтесь, мы — с вами!

Вчера на площади у главного входа выставки состоялся митинг под лозунгом: (1)Смычка деревни с городом(2).

После горячего призыва, с которым обратился к присутствующим председатель митинга Лебедев <...> о помощи пострадавшему от стихийного бедствия пролетариату многотысячное собрание единогласно вынесло резолюцию:

(1)Мы, экскурсанты 1-й сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки СССР, собравшиеся на праздник смычки города и деревни, узнав о постигшем японский пролетариат и трудовые масс бедствии, шлем всему японскому пролетариату и трудящимся Японии от лица многомиллионного крестьянства, рабочих, Красной армии и представителей автономных и союзных с нами республик свое братское соболезнование.

Мы верим, что рана, нанесенная вам стихией, будет скоро ликвидирована товарищеской помощью со стороны трудящихся СССР. Мы сами всего год как претерпели тягчайшие бедствия голода, а сегодня мы уже на празднике нашего сельского хозяйства. Раны организма легче изживаются при рабоче-крестьянской власти. Примите наше сочувствие и верьте — мы придем к вам, братья, на помощь бескорыстно, по- товарищески, как может только Советская Россия. Разъехавшись по своим деревням и городам, мы всюду кликнем клич о братской помощи вам. Мужайтесь — мы с вами.

Да здравствует Советская власть во всем мире!

Да здравствует международная солидарность рабочих и крестьян!(2)

Резолюцию постановлено передать в Японию по телеграфу”.

Как видим, приведенная резолюция “кощунственно” отделяет японский “рабочий класс” от остальных жертв землетрясения, что не могло глубоко не возмутить поэта. Еще более отчетливо об этом было сказано в ранней редакции поэмы: “А я пред тем готов был клясться, / Что Геркуланум - факт вне класса”.

Таким образом, реальный комментарий к процитированному фрагменту “Высокой болезни” о японском землетрясении позволяет не просто восстановить общую историческую канву событий, но и объясняет конкретные образы, в выборе которых Пастернак был, как правило, почти фотографически точен. “Кощунственная телеграмма”, определенная им как “агитпрофсожеский лубок”, — отнюдь не расплывчатое обобщение, относящееся к советской лозунговой прессе этого времени, а подлинный и чудовищный в своей подлинности “человеческий документ”.

Следующий и последний пример мы выбрали из поздней лирики Пастернака, стремясь охватить все главные составляющие его творчества — от юношеской усложненности до “неслыханной простоты”.

Стихотворение “Вакханалия” (1957), о котором пойдет речь далее, начинается со следующего образа:

Город. Зимнее небо.

Тьма. Пролеты ворот.

У Бориса и Глеба

Свет, и служба идет.

Мы видим, что церковь Бориса и Глеба в этой строфе описана не просто как архитектурный объект, но как действующий храм. Комментируя пастернаковские строки, Е. В. и Е. Б. Пастернаки совершенно справедливо отмечают: “Церковь Бориса и Глеба находилась на площади Арбатских ворот в конце Никитского бульвара, недалеко от Пятой московской гимназии, где учился Пастернак”. К этому, однако, обязательно нужно прибавить, что церковь Бориса и Глеба находилась на этом месте не в 1957 году, когда разворачивается действие “Вакханалии”, а гораздо раньше. Действительно, недалеко от Пятой гимназии по официальному адресу ул. Воздвиженка, дом 15 располагалась старинная московская церковь святых Бориса и Глеба на Рву. Первое упоминание об этом храме встречается в Софийском временнике за 1493 год. При Екатерине II церковь была полностью перестроена одним из лучших архитекторов того времени Карлом Бланком. Здесь хранилась древняя почитаемая москвичами икона Бориса и Глеба. Здание церкви было самым заметным на площади и наилучшим образом организовывало окружающее пространство.

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату