(сакральной) пищи должно привести к катастрофическим последствиям во всех сферах бытия. Тотальный разлад писателя с собой и миром — это следствие злоупотребления праздничной пищей. Впрочем, Олеша проявляет завидную чуткость не только к архетипическому, но и к мифам собственной эпохи. Праздничная пища, нуждающаяся в жесткой регламентации и в силу нарушения этой регламентации на глазах превращающаяся в испражнения, — это, конечно, мясо. Вполне по-советски выглядит и рецепт выхода из тупика:
«Пюре. Нужно питаться одним пюре. Если я скажу: я хочу есть пюре — засмеются и скажут: так и ешьте, кто же вам мешает.
И действительно, никто не мешает. Надо купить картошки и попросить соседку сварить мне пюре. Или пойти в вегетарианскую столовую. Да, наконец, и пируя, можно заказать пюре.
Эксцентрично — но это так: я мечтаю о пюре! Я не хочу коричневых жиж. Но ведь это гнусное барское рассуждение. Ведь есть же множество мечтающих о мясе… Я пресытился. У меня тугой кошелек. Я могу выбирать. Значит, нужно выбросить кошелек, перестать зарабатывать, — может быть, это путь к чистоте, которая в мыслях моих аллегорически существует в виде пюре?» [40] .
Ничего барского в рассуждениях писателя, разумеется, нет. В дневниковой записи автор «Зависти» вновь проговаривает центральный конфликт своей жизни и творчества — искреннее желание и в то же время неумение соответствовать соцзаказу исторического момента. В приведенном отрывке Олеша точно определил причину этого фатального несовпадения. Дело, конечно, не в диете, которой придерживается литератор или которой он хотел бы придерживаться, — дело в возможности или невозможности выбирать. «Несоветскость» Олеши («нечистота» в терминологии автора) заключается в наличии у него альтернативы. Возможность выбора (и этот парадокс целиком соответствует установкам эпохи) делает писателя рабом — своих привычек, окружения, славы, успеха, материального достатка. Выбор — это грехопадение по-советски. Чистота и невинность обитателей нового Эдема, о которых так грезит Олеша, — это свобода от свободы выбирать. В этой формуле, пожалуй, и заключается главный итог кулинарных — равно как и всех прочих — экспериментов эпохи.
«Кругосветка» Антона Чехова
Капустин Дмитрий Тимофеевич — историк, востоковед. Родился в Москве в 1942 году. Окончил Московский государственный институт международных отношений. Кандидат исторических наук. Работал в системах Министерства иностранных дел и Академии наук СССР. Преподавал в вузах Южной Кореи. Автор книг и статей по международным отношениям на Дальнем Востоке, ряда научных и научно-популярных статей, посвященных биографии и творчеству Чехова. Публиковался в “Литературной России”, журналах “Знание — сила”, “Азия и Африка сегодня”, “Москва”. Готовится к изданию книга-альбом “Антон Чехов: Путешествие вокруг Азии”. В “Новом мире” публикуется впервые. Живет в Москве.
21 апреля 1890 года красивый и молодой (всего 30 лет) Антон Чехов, с дорожной фляжкой коньяка через плечо и револьвером “Smith & Wesson” в кармане, прощался с родными и друзьями на перроне Ярославского вокзала. Он отправлялся на “край географии” — в неожиданную поездку на Сахалин и далее вокруг Азии. Среди провожающих были мать, сестра, младшие братья, Левитан, Софья Кувшинникова и ее муж доктор Дмитрий (это он подарил Чехову фляжку с наказом распить ее на берегу Великого океана, что и было в точности исполнено), музыкант Семашко, “вечный друг семьи” Иваненко, актеры Ленский и Сумбатов и две подруги — “прекрасная Лика”, из “новеньких”, и “астрономка” Ольга Кундасова, “из ветеранов”, которая неизвестно зачем увязалась за Чеховым аж до Нижнего.
Впереди было главное путешествие в биографии писателя, важнейшая веха его жизни (по собственному признанию), настоящий гражданский подвиг (по оценке потомков).
“Человек с кровью странника в жилах” — так назвал Чехова один из его биографов. И это очень верно. Он родился 17 января (29-го по новому стилю) 1860 года в вольном портовом городе Таганроге (порто-франко — свободная таможенная зона), с детства видел заморские корабли в порту и жил среди людей разных национальностей — русских и украинцев, евреев и греков, немцев и итальянцев. Но под жестким надзором отца, купца 3-й гильдии, у него “в детстве не было детства”, как с горечью вспоминал писатель. Разве иногда походы на рыбалку с братьями в Таганрогскую гавань да изредка поездки по южнорусской степи к родственникам и друзьям, у которых, между прочим, можно было неплохо поесть.
Над отцовской лавкой, где Антоша с братьями должны были торчать с рассвета до полуночи, значилось: “Чай, кофе и другие колониальные товары” — некий знак связи с широким миром. Впрочем, ненавистная лавка с ее маленькими зарешеченными окошками больше походила на тюрьму, и поэтому единственным удовольствием в свободные минуты там было чтение. И даже не чтение, а соучастие в подвигах отважных и бесшабашных мушкетеров, в подводных плаваниях гениального инженера капитана Немо, в пленяющих воображение странствиях англичанина Ливингстона в Африке, приключениях русского “Миклухи-Маклая” в тропиках Новой Гвинеи.
Особое влияние на юного Чехова оказал “Фрегат „Паллада”” И. А. Гончарова — романтизированное описание по-настоящему трудной и опасной экспедиции “к далеким берегам” под командованием вице-адмирала Е. В. Путятина (закончившейся установлением дипломатических отношений
