построено 315 шахтных колодцев (бетонных, каменных и деревянных);
построено 16 трубчатых колодцев;
осушено 7600 десятин;
орошено (правильным орошением) 30 дес.;
исполнены дорожные работы (мосты, шоссе, дамбы, грунтовые дороги) — и построено 3 сельские электрические силовые установки.
Кроме того, под руководством А. П. Платонова спроектирован и начат постройкой плавучий понтонный экскаватор для механизации регулировочно-осушительных работ.
Тов. Платоновым с 1 августа st1:metricconverter productid='1924 г' w:st='on' 1924 г /st1:metricconverter . по 1 апреля st1:metricconverter productid='1926 г' w:st='on' 1926 г /st1:metricconverter . проведена кампания общественно-мелиоративных работ в строительной и организационной частях, с объемом работ на сумму около 2 миллионов руб. Под непосредственным же его руководством проведена организация 240 мелиоративных товариществ и организационная подготовка работ по мелиорации и сельскому огнестойкому строительству за счет правительственных ассигнаций и банковских ссуд на восстановление с.х. Воронежской губернии.
А. П. Платонов как общественник и организатор проявил себя с лучшей стороны.
Печать: Главное Управление Землеустройства и мелиорации г. Воронежа.
С подлинным верно: Секретарь Отдела Мелиорации
Однако сделать карьеру номенклатурного работника, Льва Чумового из будущего рассказа «Усомнившийся Макар» или Козлова из «Котлована», Платонову суждено не было. 18 июля на расширенном пленуме Всесоюзного секретариата секции землеустроителей тов. Платонов был уволен из ЦК и откомандирован на работу в Наркомзем. По какой причине произошел срыв в его советском восхождении — однозначно сказать трудно.
В семейном архиве сохранился черновик неотправленного письма Платонова, где он описывал первые месяцы своей московской жизни: «Прослужил я ровно 4 недели, из них 2 просидел в Центр. Штат. Ком. РКИ, защищая штатные интересы своих интересов. Я только что стал присматриваться к работе своего профсоюза. Я был производственник, привык и любил строить, но меня заинтересовала профессиональная работа. Что я производственник, что я небольшой мастер профсоюзной дипломатии, было хорошо известно ЦК и записано в анкетах. Но меня все-таки сорвали из провинции и поставили на выучку. А через 2 недели фактической работы в ЦК выгнали. А я занимал выборную должность. <…> Я остался в чужой Москве — с семьей и без заработка. На мое место избрали на маленьком пленуме секции совсем другого человека <…> при полном отсутствии мелиораторов. Присутствовал один я! <…> Это называется профсоюзной демократией! <…> Чтобы я не подох с голоду, меня принял НКЗ [2] на должность инженера-гидротехника. <…> Одновременно началась травля меня и моих домашних агентами ЦК Союза (я по-прежнему жил в ЦД специалистов) <…> называли ворами, нищими, голью перекатной (зная, что я продаю вещи). У меня заболел ребенок. <…> я каждый день носил к китайской стене продавать ценнейшие специальные книги, приобретенные когда-то и без которых я не могу работать. Чтобы прокормить ребенка, я их продал. Меня начали гнать из комнаты. Заведующий Домом слал приказ за приказом, грозил милицией и сознательно не прописывал <…> чтобы иметь право выбросить с милицией в любой час. Я стал подумывать о самоубийстве. Голод и травля зашатали меня окончательно».
Это одна сторона дела. Но есть и другая. В 1975 году Мария Александровна Платонова писала о причинах служебных неурядиц мужа в его первое московское лето: «По прошествии многих лет нам с Андреем Платоновичем стало ясно, что вызов его на работу в Москву, в Наркомзем, был инспирирован самим Рамзиным с целью удалить с работы Платонова, лишить поддержки его планы и начинания, утвержденные комиссией ГОЭЛРО. Все было рассчитано на то, чтобы сорвать работы в Воронеже. Многие инженеры и профессора, работающие у Платонова или приезжающие для инспектирования его работ, были позднее замешаны в делах Промпартии».
Никаких комментариев к этому заявлению в кратком очерке жизни Платонова, помещенном в первом томе научного издания, нет, как нет в них и ссылок на само свидетельство Марии Александровны, что косвенно говорит о скептическом отношении серьезных авторов к этой версии (О. Г. Ласунский прямо называет ее «наиболее неправдоподобной», а Л. А. Шубин относит «на счет распространенной в те годы мифологии повального вредительства»), и каким образом на самом деле сложились обстоятельства, а также действительно ли Платонов видел в своих неудачах сознательное вредительство, насколько доверял он официальной советской пропаганде позднее, когда состоялся процесс Промпартии, — сказать трудно, хотя момент это безусловно важный и нуждающийся в прояснении, тем более что он относится и к последующим политическим процессам в стране.
