На бетонной стене две надписи. Та, что повыше, гласит:
“БОГ УМЕР”.
И подпись:
“НИЦШЕ”.
А та, что пониже, такая:
“НИЦШЕ УМЕР”.
И подпись:
“БОГ”.
Ну и такое. Старый еврей идет по улице, он читает лозунг:
“ЛЕНИН УМЕР, НО ДЕЛО ЕГО ЖИВЕТ!”
И старик бормочет себе под нос:
— Лучше бы ты жил, а дело бы твое сдохло…
Семидесятые
В 1971 году произошло мое сближение с Михаилом Юрьевичем Ярмушем. Мы уже знакомы были лет десять — он регулярно навещал Ахматову, она ценила его стихи. А по профессии он был психиатром. Дружба у нас с ним завязалась по той причине, что он, как и я, был “практикующим православным”. Именно Ярмуш познакомил меня со Станиславом Красовицким, также, как и мы, верующим человеком.
В семидесятых Михаил Юрьевич работал в психиатрической скорой помощи. Помню его рассказы о работе. Иногда он и его коллеги доставляли в больницы буйных пациентов, которых приходилось тащить туда силком. Разумеется, докторов сопровождали дюжие и тренированные санитары. И вот Ярмуш нам рассказывал о некоей уловке, которая давала возможность скрутить и связать самых агрессивных больных. Врач произносил известную санитарам условную фразу:
— Ему надо померить давление.
И тут же он обращался к самому пациенту:
— Протяните мне руку, сейчас мы вам смеряем давление…
Ярмуш говорил:
— Еще не было случая, чтобы самый буйный больной не выставил свою руку. И тут санитары хватают ее, заводят за спину… А дальше связать его ничего не стоит…
И еще такой рассказ Ярмуша:
— Я привез пациентку в одну из московских психиатрических больниц. В приемном отделении было много народу, и нам пришлось долго ждать… Почему-то тут присутствовал один из обитателей заведения — маленький, худенький, очень пожилой человек. Судя по всему, шизофреник. Он ни на кого не обращал ни малейшего внимания и расхаживал по приемному покою — десять шагов вперед, столько же назад… И притом повторял, ни к кому не обращаясь:
— Все схвачено… За все заплачено… Нас не трогать… Меня и Анастаса Микояна — не трогать…
И опять:
— Все схвачено… За все заплачено…
И, как помним, Анастаса Микояна не тронули, он покоится на Новодевичьем кладбище.
