забавного дикаря Чудака (Сергей Юрский) в эксцентрической комедии «Человек ниоткуда» (1961, режиссер Эльдар Рязанов) до охотника Дерсу в «Дерсу Узала» (1975, режиссер Акира Куросава) природные, «естественные» люди становились центральными образами. Искусство разной степени сложности и разных эстетических свойств вело своих героев по одной дороге. Они были обречены выбывать из человеческого общества, для которого слишком чисты, целостны и простодушны.
Программа «Спокойной ночи, малыши!» выражала в образах игрушечных зверюшек новое самоощущение взрослых — они уже не считали идеалом образ самоотверженного борца или труженика, они хотели быть просто думающими и чувствующими людьми. Кстати, именно человеком доброго ума и умного сердца всегда выглядел Дроздов, подкупая аудиторию самой манерой держаться.
В середине 1990-х на постсоветском ТВ по соседству с Николаем Дроздовым, этим идеальным ученым-интеллигентом, возник Иван Затевахин, ведущий «Диалогов о животных». Его мощная фигура сразу напомнила зрителям совсем не об университетском лектории и не о кабинете ученого, лишь иногда выезжающего в экспедиции. Затевахин смотрелся так, будто изучал животных, обитая прямо в первозданной природе. Не случайно и студия программы была оформлена так, что напоминала усовершенствованный домик лесника или ученого-практика, ученого-отшельника, выезжающего в мегаполис крайне редко.
В «Диалогах о животных» использовались зарубежные научно-популярные фильмы о жизни дикой природы. В них, как правило, природа была показана именно в своей конфликтной, драматической сущности. Английский, лицензионный вариант названия программы, который тоже могли прочитать телезрители, говорил сам за себя — «Survival», что переводилось как «естественный отбор». Хотя вне биологической науки то же самое слово часто фигурирует в более простом значении выживания в экстремальных ситуациях разного рода. Тема естественного отбора и стала доминирующей в передаче нового поколения.
Затевахин и его коллеги открывали российскому зрителю окно в другой мир животных — тот, где умиляться и радоваться не только нечему, но и некогда. Борьба за выживание перманентна, часто антиэстетична и всегда жестока. Как ни люби природу, а невозможно радоваться, когда новый глава львиного прайда уничтожает детенышей своего предшественника или когда стая обезьян расправляется с детенышем пришлой самки и вдобавок устраивает его коллективное пожирание.
А именно подобные эпизоды оказались кульминационными в документальных фильмах, пришедших на наше ТВ в постсоветское время.
Осталась в прошлом радость человека, вырвавшегося из вредного общества в добрую и полезную для всего живого природу. Сам Затевахин, конечно, не нагонял страха специально, а даже наоборот, вел программу весело и по-свойски. Но он разговаривал о природе языком более рациональным, лишенным лиризма, в отличие от стилистики Дроздова. А закадровые голоса и вовсе приобщали к подчеркнуто бесстрастному объективизму, которым так дорожат западные ученые в научно-популярных форматах.
Вместе с «Диалогами о животных» на нашем ТВ стартовала эпоха трезвого обсуждения жизни природного мира. В подавляющем большинстве зарубежных научно-популярных программ и сериалов, составивших основу вещания о животных, пристальным объектом внимания являются социальные реалии животного мира. Непременный ролевой расклад на вожаков, лидеров и подчиненных, рядовых, варианты образования брачных пар и семьи, поиски и устройство дома, принципы нападения, умерщвления добычи с последующим дележом ее частей в соответствии с внутренней социальной иерархией и так далее.
Аналогии с человеческим обществом периодически возникают как бы сами собой, как бы в силу их объективного наличия. Однако материал и организован таким образом, чтобы зритель не мог этих аналогий не заметить. В своем видении природы западные ученые продолжают оставаться верными последователями Чарлза Дарвина. В России трудно представить, сколь огромную роль сыграли его концепции человеческого происхождения и законов жизни природы для самовосприятия западного общества. А ведь оно в лице Чарлза Дарвина пережило в середине XIX века своего рода культурную катастрофу.
Дарвин поставил крест на божественном происхождении человека. Живущий в интерьерах, украшенных псевдоантичными архитектурными элементами и уставленных вещами в стиле барокко, рококо и классицизма, привыкший представлять себя наследником ренессансных художественных и естественно- научных достижений, западный человек был поставлен лицом к лицу с фактом своей долгой эволюции. Это было не менее революционным, нежели пересмотр концепции вселенной Коперником и Галилеем.
Несмотря на свое возмущение, гнев, страх и недоумение, западное общество постепенно адаптировалось к дарвиновским теориям. Собственно, пристальное внимание к проблемам физиологии и психофизики в трудах Зигмунда Фрейда, развитие обыденного атеизма, перевороты в моде и тенденция ко все большему публичному обнажению тела, пляжный бум и многое прочее не в последнюю очередь обязано своим появлением Дарвину.
Усвоить на сознательном или подсознательном уровне его концепции, а не закрыть на них глаза западное общество смогло по одной простой причине. Сам Дарвин со своими научными изысканиями и воззрениями явился следствием развития этого самого капиталистического общества. Это в капиталистическом обществе развернулась бурная борьба за выживание, которое может состояться, а может и не состояться у отдельных особей, несмотря на их стартовые позиции. Это капитализм развил в человеке спонтанность реакций на постоянно меняющееся соотношение сил в окружающем социальном мире. Это капитализм обнажил жестокость законов, вновь устанавливаемых людьми после общественных революций, а не формирующихся шаг за шагом, долго, со ссылками на многовековые традиции, как было прежде.
Наконец, это при капитализме люди стали доводить себе подобных до полуживотного состояния с помощью непосильной и примитивной работы — и при капитализме научились замечать ужас повседневного недоедания, физического и интеллектуального недоразвития. Стоит вчитаться в Диккенса и поверить в его картину мира как в достоверную реальность XIX века, как сами собой разрешатся вопросы о том, откуда возник научный подход Чарлза Дарвина. Он стал реакцией на объективное общественное
