больше нравилось взмахивать веслом, погружать его в воду, следя за зеленоватыми бурунами вокруг лопасти. «Надоело дудеть всю зиму. И весну», — сказала она негромко, не оборачиваясь.
Я ее прекрасно слышал. В сыром воздухе все звуки были резки и отчетливы. «Одну какую- нибудь вещь, и все, — сказал я. — Не зря же мы флейту потащили». Дочка засмеялась и ответила, что нас тащит река. «Вверх-то приходилось ей перечить», — напомнил я. Дочка вздохнула: «Ну ладно.
А что именно?» Я сказал, что ей захочется, то пусть и играет. «Ну хорошо», — сказала она и сделала еще несколько неуклюжих гребков, положила весло поперек байдарки, достала футляр.
Собрав флейту, она подняла ее, поднесла к лицу, наклонила немного голову — и сыпанула нервными беспорядочными свистами, настраиваясь. И как-то сразу заиграла, словно поймала волну. Звуки круглились, собирались в невидимое облачко — во множество облаков, быстрых, прозрачных, ртутно разбегавшихся к берегам и тут же возвращавшихся и уходивших вперед, за песчаные мысы и зеленые склоны поворотов, и назад. Ничего подобного я никогда не слышал, мне хотелось остановиться, оглянуться, но я продолжал сомнамбулически грести, мягко гнать байдарку по дымящейся воде, ничего почти не видя, кроме рыжеватого силуэта с отнесенным локтем и серебряной флейтой. И в этих звуках, сияниях растворялось всё, все иные звучания, все причины, и мой календарь летосчисления наконец-то замер, выключился.
Понял ли я, что это было?
Не знаю... Но догадывался. Сердцем догадывался, о чем и предупреждал Руми.
[1] Индийский музыкант и философ (1882 — 1927).
Ольга Иванова родилась в 1965 году. Окончила Литературный институт им. А. М. Горького. Автор пяти лирических сборников, один из которых, “Ода улице”, вышел под литературным псевдонимом Полина Иванова. Работает риелтором. Живет в Москве.
В подборке сохранены авторская пунктуация и орфография.
* *
*
не эта ночь [с присущими ночам
мотнёй и недвусмысленным ознобом],
не эта жизнь [не ставшая ничем
под этим улыбающимся небом],
не этот прах, ютящийся в горсти,
не это искалеченное лето,
не это неродное “не грусти”
в моём романе — главное. не это.
но пара строф [забита под замок],
да таинства остатние мгновенья,
да музыка — бормочущий комок
мольбы — на рубеже исчезновенья,