Греми же, вагон, закусив удила,
Срывайся под горку ретиво.
Пусть, снег по бокам прожигая дотла,
Безумствует рыжая грива.
Высоко-Петровский молчун монастырь
Поодаль чернеет устало.
Рождественской ночи оконная ширь
Его не признала устава.
Скажи мне, душа, как занес тебя Бог
В столицу метельного стана
Оттуда, где Лия сплетала венок
Над светлой струей Иордана;
Оттуда, где каперсом дышат холмы,
Где месяц встает над оливой,
В морозные хрусты московской зимы —
Далекой и самой счастливой?
Безбожница, старая сводня Москва,
Гремящий под окнами коник.
Любовью объятая ночь Рождества
И белый, в снегу, подоконник.
Буксир
Опускайся все глубже, все ниже
В прокопченную седость мансард,
Сероватое небо Парижа.
Что за дело — ноябрь или март?
И теряйся в каштановой сени,
Под мостами в сгустившейся мгле,
И скользи невесомо по Сене,
Отражаясь в толченом стекле.
Пусть осанистый и басовитый
