советской традицией, со своим возрастом и женским представлением, как надо переводить нехорошие слова, она использовала переводизмы: черт побери, мать твою и т. д. При этом перевод замечательный. Недавно переводчик Немцов перевел эту вещь заново,
“Есть такая блестящая книга на русском языке, называется „Остров сокровищ”, я читал оригинал — совершенно невыразительный текст. Отец и сын Чуковские потрясающе перевели книгу, я не знаю, какова степень точности, но получилась великая русская проза”.
Литература — не популяция мышей. Беседу вела Анна Жидких. — “Литературная Россия”, 2010, № 43, 22 октября <http://www.litrossia.ru>.
Говорит воронежский критик, ответственный секретарь журнала “Подъем” Вячеслав Лютый: “Вот смотри: Жюль Верн. Или — Фенимор Купер. Мы можем рассматривать их, а можем и не рассматривать. Хотя прочтем с удовольствием — как непритязательное чтение. Есть, конечно, люди, которые занимаются тем, что рассматривают такую литературу пунктуально. Но к жизненно важным задачам эти занятия отношения не имеют”.
“<…> несомненно, эти течения [модернизм, авангардизм] нежизнеспособны. И именно в силу нежизнеспособности вредными они мне не кажутся. Они просто апробируют какую-то территорию — а дальше уже смотришь: двигаться в указанном направлении или не надо. Это как идти по болоту с жердиной, которой нащупываешь твердую почву, определяя, куда можно наступить, а куда нет. Футуризм, имажинизм, акмеизм; время показало, что эти направления — нежизнеспособны. Но что-то в большую литературу от них пришло? Безусловно! Стилевое многообразие, живость языка, изменения в образной системе, позволившие той же поэзии быть более выразительной. У всяких „измов” есть историко- литературно-служебная функция: они должны показать, чего стоит то, что таилось под спудом. Показали — все, спасибо, свободны”.
Мы последние в очереди на покаяние. Писатель Захар Прилепин дорожит народной любовью. Пока она не заставляет молчать. Беседу вела Татьяна Шабаева. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), 2010, № 248, 2 ноября.
Говорит Захар Прилепин: “Почти все свои стихи я написал в период с 16 до 22 лет. Их мало, где-то полста. С тех пор раз в пять лет я пишу еще по стихотворению, чаще всего это случайно получается. Так что никакого Прилепина- поэта нет. Я прямо скажу: то, что я делаю как прозаик, — не умеет никто, или почти никто. А то, что я могу нарифмовать — могут еще лучше сделать еще человек сто. Зачем мне быть одним из ста?”
“А Высоцкий… он гениальная личность, гениальный человек — он огромный, он очень честный, очень родной многим. Но давайте не будем величиной личности подменять наличие или отсутствие высокого поэтического мастерства. У Высоцкого собственно поэтический дар очень умеренный — но он его „накрутил” за счет своей жуткой и страшной биографии, за счет громокипящей энергии своей. Я более всего люблю несколько его поздних песен: „Протопи ты мне баньку”, „Две судьбы” и те, что пела Влади на французской пластинке. Это невыносимо хорошо, абсолютная песенная классика — безоговорочно признаю это. Но вообще сам высоцкий надрыв, его явное шестидесятничество — это не всегда лично со мной совпадало. Меня уже в юности другие эмоции и другие эстетики волновали: ну, к примеру, футуристы мне были безусловно сто крат любопытнее, чем барды”.
Михаил Назаренко. “Демоны родной речи”. Украинский фантаст и филолог Михаил Назаренко о метаморфозе, которую после смерти претерпевают всенародно любимые классики. Беседовал Василий Костырко. — “Частный корреспондент”, 2010, 8 октября <http://www.chaskor.ru>.
“Когда я увидел — в деталях увидел, — как работает механизм культурной памяти, особой радости мне это не принесло. Массы достаточно точно воспринимают одни мотивы творчества Шевченко и полностью игнорируют другие. <…> И конечно, сам Шевченко жизнетворчеством очень увлекался и свой образ, вошедший в массовое сознание и советские хрестоматии, конструировал вполне сознательно”.
“Прежде всего, конечно, не нашли отклика его тексты со сложной структурой, построенные на цитатах и аллюзиях. Оно и понятно. Кроме того, народ освободил душу Шевченко от внутренних противоречий, которые при сопоставлении его текстов и биографии очень хорошо просматриваются. Например, в украинских стихах Шевченко бранит Богдана Хмельницкого, в русскоязычной прозе — хвалит, хотя и не без иронии. В стихах проклинает тех, кто раскапывает старые курганы, однако сам при этом работает в археографической комиссии и, как человек образованный, прекрасно понимает, в чем смысл этих раскопок. Не была воспринята народом специфическая религиозность Шевченко, который ставил преданность Украине выше Бога. Совершенно не получила развитие такая пронзительная и оригинальная метафора Шевченко „Украина — покрытка”. <…> Так на Украине называли девушку, которая потеряла свою честь”.