— Пред кем покаяться? В чем?
— А в чем-нибудь. Какая разница в чем. Передо мной. Пока здесь. А то так и умру. Или дурочкой стану. Будешь локти кусать, что не сказал.
— Что я тебе не сказал? Почему дурочкой станешь? Или умрешь?
— Мне холодно. И трудно дышать. И голова.
Он поцеловал ее в лоб:
— Ого. Ты ж горячая.
— Если тебе не в чем, тогда я буду. Я тебе так покаюсь, что у тебя волосы дыбом встанут. А то больно ты у меня спокойненький, безразличненький…
— Ксюша, у тебя температура. Надо что-то делать.
— Ты мне “нет” хочешь сказать? Ха-ха. — Она засмеялась и тут же закашляла. — А я тебе — “да”! А я тебе — “да”! — пыталась выкрикнуть сквозь кашель.
Глеб встал. Он стоял, озираясь по сторонам, и не знал, что делать.
— С Даней, с Данечкой — вот с кем!.. Съел? Не ожидал, что с Данечкой?
Глеб склонил голову набок.
— Ну и как это называется? — спросил он спокойным голосом. —
И что это значит? Это ты что, каешься или как?
— Да, это я каюсь, да!
— Если бы ты каялась, ты бы раскаялась, а ты не раскаиваешься, ты, наоборот, меня позлить хочешь. Не знаю зачем. Грош цена твоим словам.
— Так ты не веришь, что я с Данечкой?..
— Чушь несешь, просто чушь какую-то!.. Даня на Таню надышаться не может, а ты говоришь!.. Даня — святой человек!
— Четыре раза с Данечкой. Не раз и не два, а четыре!
— Ты бы сказала — с дизайнером Зайнером, я бы, может, еще поверил… Но чтобы с Данечкой… Никогда…
Ксюша заплакала:
— Ты мне никогда не верил!.. Ты думал, я и с этим клещом шутки
шучу. Достукался? Видишь?.. Ты этого хотел? — Она глядела на свои руки, ее лихорадило. — Что — доволен теперь?
Он попытался еще раз испытать ее лоб, на сей раз не губами — рукой, Ксюша резко отпрянула.
— Как ты ко мне безразличен!.. Как ты ко мне безразличен!..
Из чебуречной вышел человек в форме, похожей на форму Инспектора Леса.
— Здесь не сидят, — сказал охранник. — У нас банкет.
— Ей плохо, — сказал Глеб, — у нее инфекция. Надо вызвать “скорую”.
— Больница рядом — быстрее дойдете.
— Я ж говорю, она идти не может.
