Новый Мир ( № 2 2011)

[1] Напоминание читателям: в соответствии с театральной традицией, все направления на сцене — «направо», «налево» — указываются для актеров; зрители видят их наоборот.

[2] ...Поскольку Англия — наш верный данник,

         И пальмою цветет любовь меж нами,

         И мир, увенчанный венком пшеничным,

         Столь крепок, что и запятой не вставишь...

(Слегка измененное из «Гамлета», акт V, сцена 2).

(1865 — 1939) — Голгофа

Уильям Батлер Йейтс

(1865 — 1939)

*

ГОЛГОФА

Вступление и перевод с английского Станислава Минакова

Почему я взялся переводить именно “Голгофу”?

Причин несколько, хотя всегда достаточно и одной. Напереводившись всласть для Евгения Витковского (его антология “Семь веков английской поэзии” вышла в виде трехтомника в 2007 году, мои подопечные обитают в каждом из томов), я находился в состоянии некоторой инерции. Поэтому, когда известный славист из США Джерри Смит прислал мне в подарок большой том У.-Б. Йейтса (можно сказать, что полного), я с радостью стал эту книгу изучать, мысленно поблагодарив Владимира Маканина, который нас заочно со Смитом и познакомил.

Мне было понятно, что знаменитый ирландец Йейтс (Ейтс, Йитс) переведен на русский преизрядно, и в той же мере было отчего-то априорно ясно, что драматическую картину “Голгофа” не переводил, кажется, никто. Да это и не было суть важно. Просто когда я раскрыл страничку с пиеской, что- то в сердце щелкнуло. Так бывает, когда предощущаешь нечто для себя значительное.

По прочтении сомнений не осталось: Calvary следует перевести именно как Голгофа , а не Распятие . Все-таки речь идет об образе, сложившемся в мировой христианской культуре, и, кажется, этот образ даже шире визуального образа распятия . Хотя есть здесь и известное удобство: по-английски?— это “два в одном”. Но Йейтс мог бы даже сказать: Golgotha, а не Calvary, ?— имея в виду и духовное восхождение Христа, — но и присутствие у этой горы некоторых лиц, которые, провиденциально помещенные в непосредственной близости к главному космическому акту человеческой истории, несомненно, несут на себе его отсвет.

Другое дело, что во взгляде Йейтса содержится поразительная мысль о том, что можно находиться в шаге, в почти непосредственном, чуть ли не телесном соприкосновении с чудом и не видеть его! И не понимать, что происходит!

А ведь на обычном, бытовом уровне мы проходим эту практику каждый день. Живем десятилетиями с близкими людьми, терзаемся сами и терзаем их по мелочам, а когда они уходят из нашей личной жизни, а то и вовсе из земной, понимаем, кого и что мы упустили, растранжирили. Не знаю, будет ли преувеличением сказать, что в жизни каждого из нас (и для каждого из нас) свершается индивидуальная Голгофа, сalvary, как сказал бы Йейтс. И всякий ли сможет уверенно утверждать, что он адекватен провиденциально посылаемому нам событию, что он не проявляет себя подобно тем римским легионерам, которые