Эдик при виде нового персонажа замкнулся. Может быть, сквозь растущее опьянение просек, что не стоит буянить при шефе друга.
— Ладно, почапаю! Доча плачет. Без папки не засыпает. — Он уронил на стол купюру и пошел, качаясь.
— Ленин, — вздохнул Андрей, и Юля хихикнула.
Через некоторое время за столом добавилось трое: два сослуживца Андрея, один пришел с женой. Они скромничали.
— Хорошо, что вы ездите. Где уже бывали? — спрашивал участливо Борис Степанович.
— Везде почти. В Чечне. В Осетии.
— Очень интересно. Ну как, египетские казни закончились? Не теснят вас? Я ж тоже по молодости пострадал. Стихи писал. Одно такое по тем временам было горячее! Хотели из комсомола выгнать.
— Можно, я вас сфотографирую? — спросил круглый бритый парень, оставив жену, пухлую мелированную блонди, к которой я переместился.
Щелкнул.
— Ближе! — крикнул он.
Его жена касалась меня сиськой сквозь блузку. Зачем-то я сжал ее колено. Она не вырвалась. Я перебирал по колену пальцами.
— Теснее, ребята! — взывал парень. — Сыыр!
Мне захотелось большего — схватить его жену за сиську.
Андрей блаженно, шире всех улыбался, как именинник. Он молчал, жмурясь, а Юля, вдруг, вероятно, захмелевшая, принялась ласкать и вылизывать ему ухо проворным язычком.
— Не давят вас? — гнул свое Борис Степанович. — Не зажимают?
— Да вроде нормально все, — сказал я. — Надеюсь, что нормально. А что?
— Хороший Андрюша парень. На повышение у нас пойдет. Какой молодец! Вас вот пригласил! Были уже встречи? В газетах? Как студенты наши?
— Студентки, — проговорил я и посмотрел на Юлю.
Она тоже на меня смотрела: косилась, продолжая целовать и лизать красное, со спелой мочкой ухо моего северного друга. Нет, вражды не будет. Андрей краснел лицом, ушами, грудью в проеме распахнутой рубахи?— то ли от неловкости, то ли от удовольствия, то ли от выпитого или от всего вместе.
Я отвел взгляд и еще выпил.
— Она — гот, — произнес я с трудом. — Знаете, готы — это те же гопники… Гот-стоп…
Борис Кириллович понимающе щурился.
— Ой, не гот, — спохватился я. — Эмо!
— Играет молодежь, вот и до наших окраин эхо докатилось, — ответил Борис Степанович поэтично, со скрипом и прищуром.
В тот вечер он почему-то не выпил и даже не съел ничего.
Было темно, ветрено, и нас осталось трое.
— А ты нормальная девчонка! Я думал, левая какая-то, — бормотал Андрей. — А ты такая клевая!.. Я думал, ты того, а ты нормальная!?— Повернулся ко мне и просипел: — Без обид? — и нырнул лицом в ее лицо.
Они целовались, рискуя упасть.
