Инна глядит на Ольгу с настороженным удивлением:
— Открыли дверь. Оля!.. Кажется… Кто-то пришел...
Тихо.
Ольга не успевает встревожиться. А Инна не успевает на пороге встретить. Отдаленно, но уже хлопнула входная дверь.
Слышны шаги.
А вот слышен и голос.
Это Артем. Его узнаваемый бархатный голос. С чуть обновившимися от времени (и от Воронежа) восторженными гласными звуками:
— Боже мой!.. Не верю глазам. А!.. Кажется, я не был здесь целую вечность.
Ольга встает из-за стола. И Инна встала. Вот это да!.. Сестры смотрят друг на друга.
А невидимый ими Артем, едва вошел, продолжает переживать восторг возвращения.
На порыве, на взлете щемящего подзабытого чувства он обращается к стандартно сияющим на стенах репродукциям — к столь знакомым ему! как к живым!
— Господин Кандинский… Милейший Василий Васильевич. Это же я — Артем… Артем Константа!
Наконец он зримо вошел. Не один. С ним вместе юноша и девушка.
Это Женя и Женя.
Очень милые, забавные и немного провинциальные. От какой-то скромной воронежской газеты. С трудом выпросили, выбили себе Москву!.. И конечно, счастливы — и Москвой, и этой своей первой командировкой.
Ольгин голос дрожит. Словно бы Ольга ждала этого нежданного возвращения. Она не уверена. Она не знает… Неужели ждала?.. Она произносит с неопределенной, но, несомненно, взволнованной интонацией:
— Артем… Как тихо он вернулся.
Женя и Женя, знакомясь, называют себя:
— Я — Женя. Мы прикомандированная пресса.
— Я — тоже Женя. Мы от газеты. Сопровождаем Артема Константиновича.
Начинающие журналисты, они смущены — еще не раскачались. Для большей уверенности они иной раз говорят как бы слово в слово, повтором. Как эхо.
Ольга повторяет: — Как тихо ты вернулся.
А Женя-девушка, с ходу пробуя задействовать неубиваемый провинциальный задор, восклицает: — Да, тихо!.. Пусть!.. Но когда-нибудь Артем Константинович вернется шумно и в ярких красках! и с признанием!.. Вернется грандиозно!
Женя-юноша: — А мы будем гордиться, что опередили славу. Что сопровождали его уже сейчас, в его тихие дни.
