*
Сестры и Батя… На столе в рост две зажженные свечи. Возможно, самая неожиданная (и по-своему замечательная) минута вечера.
Ольга машинально делает небольшой глоток шампанского.
Батя произносит негромко и сурово: — Я как бы прощенный.
Ольга молчит.
В колышущейся свечной полутьме Батя снова обращается — теперь к Инне:
— Я, дочка, прощенный. Я как только вышел на пенсию — сразу этим заболел… озаботился. У меня камень на сердце. Я, Инна, написал им… Реабилитации были полагерно. Либо уже по поселениям. По выселкам… Я ведь знал по бумагам — кто где… Перед пенсией меня как раз повысили — заставили сидеть на бумагах. На этих, как говорили начальники,
Инна: — В Питер хочу.
Ольга: — Ты всегда хочешь в Питер.
Где-то чинит свет ч-ч-чертыхающийся Коля: — Дадите мне с-свечку или нет?.. Ч-черт!
Батя негромко продолжает:
— Звоницыны сразу простили. Сначала в письме признался. Потом звонил. Потом приехал. Они приняли как родного. Как своего. Я жил у них… У Звоницына осталась мягкая улыбка. Кормили-поили. Я потом еще и еще к ним приезжал. Дел особых у нас с ним, конечно, не было. Старики!
Батя еще сбавил голос:
— Написал ему, что это я сдал его… Но я не навязывался. Звоницын уже не был, конечно, ссыльным… Но как же он мне обрадовался. Приезжай — вдруг закричал по телефону!.. И ни малой злобы.
В голосе Бати уже пробился, слышен отраженный восторг счастливых дней:
— А его Галя?.. Какие у нее глаза были при встрече! Те же сумасшедшие глаза! Если бы я не был так виноват, я бы расцеловал ее… Да и всякий… Да и вы бы, едва ее увидели…
Покаянный восторг нарастает:
— Да что там!.. А шепчущий филолог Буянов, а Рогожин Илюха! А Марлен Иваныч!.. Я легко их всех нашел. В делах ссылки-пересылки я уже был дока. Как раз меня перекинули. На две ступеньки вверх — к машинописным бумагам… Бумаги сожгли. Ни одной скомканной, выброшенной. Однако я-то знал подноготную. Машинописи горят быстро и особыми всполохами!.. А вот если бумаги написаны от руки — горят ровно. Как эти высокие свечи. Другой не отличит огонь, не удивится. Ну да — горят и горят.
Голос припоминающего Артема, увы, прерывает обстоятельный рассказ Бати о том, что и как у нас горит.
