А н д р е й Б а л д и н. Московские праздные дни. Метафизический путеводитель по столице и ее календарю. М., «Астрель», «Олимп», 2010, 574 стр.
Шорт-лист «Большой книги» прошлого года, органичный синтез тончайшей книжной графики, метафизического краеведения, светского и церковного календаря, литературного путеводителя… Московский календарный год от Покрова до Покрова, от Казанского спуска до Боровицкого холма, от Пушкина до Толстого, путешествие по кругу, ибо «Москва есть шар».
«Некоторое время я наблюдал эту фигуру.
Самое интересное в ней то, что она никогда не остается неподвижна. Она как будто дышит, пульсирует: растет и затем опадает, как снежный ком. Год, согласно общему ходу праздников, растет из одной точки, округляется, превращается в шар, достигает максимума и затем опять постепенно сжимается в точку.
Представить это нетрудно, если понять, что исходная точка — это точка света ».
Заодно — о «Войне и мире» как о календарном романе, о световых узлах года, о страшном сиянии над городом «великолепно обнаженных» итальянских статуй на Страстную седмицу, когда «трещина между мертвым и живым в это мгновение не видна», о Масленице как « рисовании едой », о том, что седьмого июля нельзя бояться ...
Книга, как бы сказали в старину, «неуловимой прелести», располагающая к неторопливому чтению, ее можно открывать с любой страницы, закрывать на любой странице, возвращаться к ней, едва лишь захлопнув ее.
«Эта книга — о перемещениях календарного смысла».
В л а д и м и р Б е р е з и н. Путь и шествие. М., «АСТ», «Астрель», 2010, 314 стр.
В л а д и м и р Б е р е з и н. Птица Карлсон. М., «АСТ», «Астрель», 2010, 317 стр.
«Путь и шествие» в выходных данных обозначено как роман, на самом деле это сборник сюрреалистических путевых новелл, перемежаемых не менее сюрреалистическими диалогами (любимый авторский персонаж — симпатичный резонер Иван Синдерюшкин, альтер эго автора). Более всего, конечно, здесь вспоминается «Самая легкая лодка в мире» Юрия Коваля, но времена постмодерна нагрузили эту лодку стилистическими экспериментами и культурными аллюзиями. «Путь и шествие» — книга культуроцентричная, здесь полным-полно отсылок (часто иронических) к самым разным знаковым текстам и культурным штампам (например, коль скоро есть «Летучий Голландец», то почему бы не быть «Ползучему Нидерландцу»?).
Владимир Березин вообще прекрасно себя чувствует в питательном культурном бульоне, и чем больше осведомлен читатель, тем интересней ему будет читать «Путь и шествие». Это, кстати, тот случай, когда проявляемое на страницах авторское «я» оказывает прямое влияние на восприятие текста: личность Березина-рассказчика здесь, пожалуй, и есть тот цемент, что скрепляет разнородные и порою излишне умозрительные приключения героев.
Владимир Березин — известный блогер, тысячник, и, насколько я знаю, фрагменты «Пути и шествия» читатели его блога увидели раньше, чем вышла эта книга. Тем не менее даже для бумажной версии срабатывает «эффект присутствия» — приятно встречать в «отстраненном» бумажном формате то, что ты когда-то читал в «живом» блоге и мог при желании обсудить с автором.
«Птица Карлсон» представляет собой как бы дополнение к первой книге (или наоборот). В выходных данных обозначено «роман-пародия, эссе».
Значительная часть книги — веселые стилизации-пародии на материале культовой сказки Астрид Лидгрен, забавные литературные гибриды: Карлсон — основатель Киева, Карлсон и майор Пронин, Карлсон — герой «Последнего дюйма» Олдриджа (ну ладно, «Крайнего дециметра» Вл. Березина) и так далее. Тут самое приятное — радость узнавания, не в последнюю очередь некоторое читательское самодовольство «опознавшего аллюзию», хотя лукавый автор играет с читателем в поддавки — чтобы опознать прототип «Малыша и смертельных реликвий» или «Черного бархатного плаща с кровавым подбоем», не надо быть семи пядей во лбу. Березин, впрочем, иногда выводит уж совсем странные химеры, как готически-фрейдистская «Жизнь мертвых деревьев», в сущности, тот же «Золотой ключик», только, хм… скажем так, — вид сверху и во мраке.
Вторая часть, «Конвент», посвящена фэндому — яркому, смешному и симпатичному сообществу отечественных писателей-фантастов и так называемых «фэнов», раз в году собирающихся на литературную встречу-конвент. Пьянки, мужские разговоры, драки и интриги в литературной среде принимают порой какой-то экзистенциальный размах, а уж в среде писателей-фантастов и вовсе нечеловеческий. Несмотря на то что на всем протяжении «Конвента» автор последовательно укокошивает его участников, вещь эта веселая и добрая, потому что Березин человек симпатичный и дружелюбный, а поименованные авторы, сохранившие несколько искаженные, но все же узнаваемые фамилии, на деле нисколько не пострадали и вернулись к своим письменным столам разве что с легкой головной болью. Тут опять срабатывает эффект узнавания, но другого рода: мы узнаем не стили и литературные произведения, а персонажей, причем тот, кто знает поименованных персонажей лично, наверняка получит от чтения гораздо больше удовольствия,
