когда руки его впервые коснулись оружия. Только так можно не бояться смерти. Я служил родичам и не сомневался в справедливости своего дела. Воин, верный своему роду, не виноват ни в чем. Но теперь мою душу — всего меня — точит червь: я думаю о том, прав ли я. Думаю — в чем правда? Я думаю и сомневаюсь, а это самая тяжелая пытка для воина. Лучше терпеть любую боль от железа, но только не эту муку. Куда мне спрятать свою память?
— Мне жаль тебя. Не спрашивай себя о том, чем прогневил ты своего бога. Ты не мог победить — ты был игрушкой.
— Игрушкой?
— ...
— Кем же тогда был ты?
— Так же как и ты — игрушкой, только другой.
— Другой?
— Мать Земли сделала меня своей забавой, чтобы радоваться, глядя на счастливого человека, которому все под силу и которого не коснутся горести людей. Только поэтому ты не мог победить.
— Зачем ты идешь? — спросил Вильчатая Стрела.
Он не спрашивал — куда? — потому что знал: Мэбэт хочет вернуться в мир и пожить еще.
— Мне нужно дожить до совершеннолетия внука, иначе моя семья погибнет.
— Странное дело. Тебя ведь никогда не заботили люди — ни чужие, ни свои. Вспомни Ядне.
— Я помню о Ядне. Ради нее я возвращаюсь по этой тропе.
Няруй молчал, и мертвое войско, рядами сидевшее за спиной вождя, молчало.
— Да, — сказал он наконец, — сейчас самое время поквитаться с тобой. Но ты не знаешь, какому богу я молюсь. И никто не знает, потому что его имя нельзя произносить при людях. Это бог договора, службы и справедливости. Он покровительствует доброй войне. Пусть я мертв, но остаюсь тем же воином по прозвищу Вильчатая Стрела. Позор, который поразил меня, до сих пор мучает мое сердце. Я нарушил правила и привел войско в твое становище, потому что считал, что ты не настолько безумен, чтобы идти против меня в одиночку.
— Ты поступил разумно, — сказал Мэбэт.
— Хотя, — помедлив, продолжил Няруй, — теперь я узнал, что за тобой стоял великий союзник, сильнейший любого войска. Но сейчас все иначе: за моей спиной вооруженные мужи, а ты один — теперь действительно один. Пустить против тебя войско — значит просто убить тебя. Я не хочу, чтобы мой бог думал обо мне плохо, узнав, что я отомстил тебе трусливо и бесчестно. Я знаю твою силу, которая и без помощи богов поражала многих, и, признаться, удивляюсь, почему судьба не сделала тебя вождем. Ты был бы, пожалуй, лучше меня и лучше многих. Однако это не важно: в тот раз ты отказался от поединка со мной, и думаю, все будет по чести, если теперь ты примешь мой вызов. Одолеешь — пойдешь дальше. Никто не посмеет тебя тронуть.
Мэбэт поклонился:
— Ты великодушен, Вильчатая Стрела. Слишком великодушен.
Няруй молчал некоторое время, вдумываясь в смысл сказанного, и вдруг лик его прояснился и побагровел.
Вскочил Няруй:
— Почему же слишком? Ты хочешь сказать, что победить меня — пустяковое дело?
— Нет, не об этом я хотел сказать.
— Так о чем же еще, кроме сказанного?
— Послушай меня, — сказал Мэбэт, — послушай со вниманием. Теперь мы оба во власти воинской удачи, а удача — игра богов. Особенно в поединке.
— Согласен.
