основанные на личной идентичности, в элитные права, основанные на безличном гражданстве. Конкурирующие политические партии и открытый доступ к экономическим организациям становятся существенной частью системы защиты гражданских прав. При последующих переходах вера в неизбежную опасность политических партий и корпораций окажется поколебленной примером Великобритании, Франции и США, мы называем эти страны первопроходцами, так как они первыми осуществили переход.
Трансформация мышления об организациях и институтах, поддерживающих организации, не была связана с республиканскими политическими теориями XVIII в. Прежние теории опирались на утонченный анализ естественных государств, в которых ценился политический баланс и был силен страх того, что политические фракции, а также использование экономических привилегий в политических целях приведут к разбалансировке конституционного равновесия сил в рамках общества. Новые идеи и институты, касающиеся упорядочивания элит, возникли из изменившегося опыта и новой интерпретации этого опыта. В процессе эволюции большая часть словаря прежней республиканской теории сумела сохраниться, особенно это верно в отношении доминирующей заботы о балансе, но партии и корпорации оказались трансформированы в силы, которые могут поддерживать баланс, а не нарушать его. Однако партии и корпорации могут поддерживать баланс интересов лишь при условии открытого доступа и конкуренции. Этих условий не существовало вплоть до XIX в., соответственно, республиканские теоретики XVIII в. не могли их ни наблюдать, ни предвидеть.
Как мы утверждали в 4-й главе, открытый доступ поддерживает и защищает гораздо более гибкий баланс в рамках политики и экономики. Доступ, однако, не вытекает из сбалансированности интересов в обществе. Все естественные государства сохраняли баланс интересов и без всякого открытого доступа. В начале XIX в. развилось новое понимание, согласно которому открытый доступ — это способ гарантировать баланс интересов в политике и экономике. Нередко данная мысль формулировалась на языке прав: предоставление гражданам права участия в политической жизни — лучший способ обеспечить всех граждан гражданскими и экономическими правами. Логика данного аргумента — это логика порядков открытого доступа; открытый доступ защищает и поддерживает динамический баланс интересов в рамках общества.
К 1880 г. конкурентные политические партии и открытый доступ к корпоративным формам во многих сферах экономической и социальной жизни стали заметными чертами всех трех обществ-первопроходцев. Тем не менее развивающаяся институциональная структура данных стран следовала различными путями. Не было никакого ясного, простого и уникального рецепта действительного перехода. Великобритания пришла к конгениальной парламентской суверенности с небольшим количеством явных сдержек и противовесов. Франция вверглась в ситуацию восьмидесятилетней конституционной нестабильности, за это время она повидала республики со всеобщим избирательным правом для мужчин, монархии и законодательную тиранию. В США установилась насыщенная избирательная федеральная система со стабильной национальной конституцией и правительствами штатов, которые продолжили эксперименты со своими институтами.
Когда действительный переход начал набирать оборот — где-то с 1830 г., — доступ продолжал открываться, а неэлиты стали использовать организационные формы, чтобы решать вопросы из своей собственной повестки. В отличие от прошлых периодов в европейской истории, в конце XIX в. неэлитные организации в странах, которые мы относим к первопроходцам, ни подавлялись, ни запрещались. Полноценное гражданство подразумевало не только право голоса; оно допускало неэлиты к формированию организаций. Профсоюзы, социалисты, церкви, сторонники расширения избирательных прав — все эти группы начали создавать экономические и общественные организации, которые они использовали как стартовые площадки для создания политических движений. Преданность идее открытого доступа осталась; рост новых организаций не был подавлен. Политическая и экономическая конкуренция выросла как в своем масштабе, так и в своей интенсивности.
Расширение прав гражданства на более широкие слои населения стало важным элементом усилившейся политической конкуренции. Государство начало обеспечивать общественные блага — инфраструктуру, образование, социальное страхование — и распространять их на основе безличных критериев, препятствуя манипулированию данными общественными благами в политических целях. Безличное гражданство распространялось на все большие слои, и все большее число людей получало возможность избирать свое правительство. Безличное гражданство расширялось также и интенсивно, по мере того как росли возможности государства в обеспечении общественных благ безотносительно фракций или партий (или, на языке современной Америки, безотносительно пола, расы, вероисповедания, цвета кожи или возраста).
Наш исторический акцент на Великобритании, Франции и США середины XIX в. делает нас уязвимыми для обвинений в том, что мы приходим к своим заключениям на основе очень узкого уникального евроамериканско- го контекста, который не имеет аналогов в иных обществах. Мы согласны с тем, что случайные исторические тропы, которыми проследовали эти три страны, уже никогда не повторятся в последующих переходах. Не в последнюю очередь это связано с тем, что опыт первых переходов изменил наше мышление о мире.
Но все же избранный нами фокус имеет и свои достоинства. Рамка, необходимая для понимания перехода, должна соответствовать опыту первопроходцев. Внимание к Великобритании, Франции и США удовлетворяет данному требованию ценой игнорирования, например, голландского и швейцарского опыта. Процесс открытия доступа к политическим и экономическим организациям, равно как и созревание гражданского общества, — это черта всех развитых обществ. Даже если особый исторический путь первопроходцев, приведший к открытому доступу, и является уникальным, каждый последующий переход стремился достигнуть того же самого результата в том, что касается институтов, организаций и трансформации элитных прав в права гражданские. Все большая утонченность организации нередко рассматривается как случайная черта современности, а не как фундаментальная трансформирующая сила, имеющая свое собственное самостоятельное значение. Следовательно, крайне важно показать, что первопроходцы намеренно конструировали социальные инструменты так, чтобы те способствовали более утонченной организации, и делали эти инструменты доступными для всех эли т.
Боязнь фракций
Современная политическая теория начинается с Макиавелли. Его особенно интересовала проблема фракций и того, как поддерживать баланс между конкурирующими фракциями. Конкуренция между элитными фракциями в естественных государствах включала в себя все возможные способы конкуренции, в том числе и насильственные. Как пояснял Мэдисон в «Федералисте» (статья № 10), «под фракцией я разумею некое число граждан — независимо от того, составляет ли оно большую или меньшую часть целого, — которые объединены и охвачены общим увлечением или интересом, противным правам других граждан или постоянным и совокупным интересам всего общества». Угроза стабильности и порядку в естественном государстве обычно исходила от фракций элит в рамках господствующей коалиции, которые пытались использовать насилие или принуждение, для того чтобы обрести контроль над политической системой.
Макиавелли и республиканские теоретики вплоть до Мэдисона искали способ уравновесить противостоящие друг другу фракции, классы и интересы. У фракций элит не будет стимулов использовать насилие для достижения своих целей, если это насилие уже не сможет приносить своих плодов, так как иные, не менее могущественные фракции воспрепятствуют этому. Естественное государство способно поддерживать такой баланс, опираясь в том числе и на угрозу насилия. Политическая конкуренция в мире Макиавелли не происходит между хорошо организованными политическими партиями, которые отходят от власти в результате поражения на выборах. Политическая конкуренция подразумевает попытки взятия контроля и установления гегемонии, нередко предполагающие использование насилия и принуждения. В условиях правильно организованного общества интересы фракций могут быть использованы для обеспечения стабильности республики, но только так, чтобы ни у одной группы не было даже соблазна
