ОТ ПЛОШАДИ ЛАНФЕР-РОШРО
На площади Данфер-Рошро, название которой, по мнению русского писателя Савицкого, живущего в Париже, русскому выговорить не так-то легко, мне приходится бывать часто. Здесь расположены ближайшая к моему дому остановка прямого автобуса до аэропорта Орли (Ор- либюс) и остановка прямого автобуса до русского кладбища в Сен-Женевьев де Буа, что в двадцати километрах от Парижа. Площадь эта довольно велика и, на мой взгляд, бестолкова. Пересечь ее трудно, машины мчатся во всех направлениях, нужно преодолеть множество переходов, чтобы добраться до метро, до стоянки такси или до остановки автобуса. В разных углах площади разбиты скверы, тоже отделенные друг от друга потоками машин, а на скверах стоят так же трудно достижимые памятники всяким более или менее известным людям. Ну, скажем, химику по фамилии Распай, который умер 120 лет назад, или политику по фамилии Трарие, который сто лет тому назад выступал за пересмотр дела Дрейфуса, или, скажем, умершему полтора века назад граверу по фамилии Шарле, который всю жизнь увековечивал наполеоновскую эпопею. Но главный памятник стоит, конечно, в центре площади – огромный бронзовый лев, уменьшенная бронзовая копия знаменитого Бельфорского льва, установленного в городе Бельфоре, что лежит между Вогезами и Юрскими горами по пути на север и к сердцу Европы. Мне доводилось проезжать автостопом этот странный город, посреди которого – глубоченная пропасть. Вот там-то у входа в цитадель Ворота Бургундии, построенную Вобаном, и стоит огромный Бельфорский лев, замечательная скульптура эльзасского скульптора Бартольди, который во всем мире прославился своей статуей Свободы, стоящей в нью-йоркской гавани, но французам знаком и другими творениями. В Бельфоре огромный Бельфорский лев был установлен к десятилетию обороны города, которому в жестоком бою удалось устоять против пруссаков во время франко-прусской войны 1870- 1871 годов. Вот во время этой обороны и отличился сорокавосьмилетний полковник Пьер-Филип Данфер- Рошро, в честь которого были переименованы и парижская площадь на левом берегу Сены, и прилегающая к ней улица (ныне даже авеню) Данфер-Рошро.
Срочное переименование улиц в городах и весях при смене власти, будь то Франция, Таджикистан, Белоруссия или Индонезия, – дело обычное. Политики используют эту акцию в своих политических целях. В наше время это первое, что делает новая власть, водворившись во дворие, мэрии или хотя бы сельсовете. По названиям улиц или поселков можно изучать историю разных эпох, что, конечно, не всегда легко, а также новейшую историю, что гораздо проще. Ну, скажем, бродя по парижским предместьям, вы встретите улицы, названные именами мелких функционеров французской и даже советской компартии и членов их политбюро – какого-нибудь забытого у нас Жданова или отца ГПУ Дзержинского. И вы сразу догадаетесь, что власть в здешней мэрии находилась в руках коммунистов. Это просто. Но вот переименование в 1879 году площади или улицы д'Анфер, то есть Адской, в площадь и улицу полковника Данфер выдает незаурядное остроумие местных властей (и там и тут «данфер») и их приверженность к исторической традиции. А вот откуда взялось первоначальное название д'Анфер – это уже сложнее и оттого интереснее. Скорее всего, это все те же вариации по сходству звучания, только более древние. Во времена римской колонии улица эта, загородное продолжение нынешней улицы Сен-Жак, называлась виа Инферьор. Вполне естественно от латинского Инферьор (французского Анферьор) прийти к французскому Анфер. Но легенда настаивает на том, что название это восходит к замку Вовер и «дьяволам Во- вер», от которых осталось во французском языке это раздраженно-наивное «шел бы ты к дьяволу Вовер». Легендарный замок Вовер стоял тут неподалеку, в унылой низине, между склонами горы Святой Женевьевы и горы Парнас (мон Парнас). Он был построен в конце X века Робером Благочестивым, но скоро был им заброшен и служил приютом разбойникам и бродягам. Поговаривали, что тут водятся черти, в общем, настоящая преисподняя (анфер). Рассказывали даже, что в замке проживал и король Филипп I, тот самый, что в конце XI века ни за что ни про что бросил свою прекрасную жену Берту Голландскую и женился на Бертраде де Монфор, за что три года спустя, в 1095 году, был отлучен от церкви. Вот тут я хотел бы, если будет позволено дилетанту, вступиться за короля Филиппа, потому что, на мой взгляд, ни с какой чертовщиной его семейная жизнь не была связана, даже если и вправду живал он в замке Вовер и даже был отлучен от церкви. Заступничество свое считаю уместным не только потому, что все эти подозрения навеяны средневековыми предрассудками и не выдерживают солидной проверки, но и потому еще, что король Филипп I был нам почти что земляк, так как был он первенцем дочери киевского князя Ярослава Мудрого Анны Ярославны и ее мужа, французского короля Карла I. Конечно, Филипп I допускал в жизни ошибки и унаследовал – скорей всего, по материнской линии – недюжинный любовный темперамент (кстати, у матери его были с Ватиканом сложности совершенно по такому же поводу). Однако, как и отчим его Рауль, Филипп с церковью вскоре помирился (уже в 1104 году) и, более того, помирился с единоутробным братом, сыном Рауля. Отчим надолго оставил его малолетним сиротой на троне, умыкнув его мать-регентшу. Правил Филипп Францией непривычно долго и жил долго, а за такой срок чего с человеком не случится. Что же касается замка Вовер, то позднее король Филипп-Август, строя укрепленную стену вокруг Парижа, предпочел даже оставить дурной репутации замок за чертой города. А позднее поселились в этих местах благочестивые братья ордена Святого Бруно и ордена Святого Людовика, и жили там мирно, и процветали до самого 1792 года, ну, а в 1792 году сами знаете, что случилось. Еще больше святых братьев и сестер селилось (да и нынче живут и трудятся) на улице Данфер-Рошро, в монастырях, аббатствах, богадельнях этой таинственной улицы, которая идет на северо-восток от площади Дан- фер-Рошро к бульвару Пор-Рояль и к бульвару Монпарнас.
От площади Данфер-Рошро, как от площади Звезды (но поскромней, конечно, поскромней, и Триумфальной арки нет, хотя все же есть бронзовый Бельфорский лев), расходятся лучами семь бульваров, авеню и улиц. Каждый «луч» представляет интерес для прогулок, но я хотел бы отправиться к северо- востоку, по авеню Данфер-Рошро. У меня есть на то личные причины, и я в свое время их непременно раскрою. Прогулку предлагаю начать на нечетной стороне улицы, а обратно пойдем по четной. Итак, дом № 83 – дом, как все другие, но за фасадом его скрывается (да, именно скрывается, ибо она вся такая потаенная, эта улица, за заборами ее и фасадами – другая, то провинциальная, то монастырская, то больничная жизнь) – так вот, за фасадом скрывается целый, вполне укромный аристократически- провинциальный городок. По сторонам аллеи тут идут особнячки и мастерские художников, иные из них, скажем особняк Фонтен, представляют интерес как первые образцы модерна начала века.
В доме № 79 в 1925 году открылся русский «Союз молодых писателей и поэтов», который в эмигрантских газетах иногда попросту называли «русским клубом». В эмиграции часто повторяли шутку популярной юмористки Надежды Тэффи: «Что означает это сборище старых евреев на улице Данфер- Рошро? Это собрался на заседание 'Союз молодых русских поэтов'». Конечно, это шутка – поэты «незамеченного поколения» в ту пору все-таки были молоды, да и кто отличит в Париже русского еврея от грека, алжирца, француза или итальянца? Но русские евреи среди этих поэтов, конечно, были, и полтора десятка лет спустя они сгорели в печах нацистских крематориев: Юрий Мандельштам, Миша Горлин, Юрий Фельзен, Раиса Блох…
Культурная жизнь эмиграции была в ту пору очень напряженной, и в этом можно убедиться по старым афишам «русского клуба» на улице Данфер-Рошро. Здесь читали свои новые произведения Ходасевич, Зайцев, Тэффи, Шестов, Шмелев, Берберова, Георгий Иванов, Терапиано… Бальмонт председательствовал здесь на конференции о творчестве Фета, Цветаева целый вечер читала стихи о Белой армии (и успех был шумным). Позднее редакция журнала «Версты» провела здесь диспут на тему «Культура смерти в русской революционной литературе». В дискуссии приняли участие Бунин, Бальмонт, Адамович, Зинаида Гиппиус, Мережковский, Алданов, Цветаева, ее муж Эфрон, Ходасевич, Зайцев. А председательствовал литературовед князь Святополк-Мирский. Позднее он стал просоветским, уехал в Москву и был там, конечно, убит. То же случилось с Эфроном, да, собственно, и с Цветаевой тоже, впрочем, лучше не вспоминать, что было с этими людьми позднее. На дворе апрель 1926 года, остановим стрелки
