-Я Валерий. Помните?
-Валерий?
-Я как-то был у вас. Я друг вашего бывшего мужа Евгения.
При упоминании о погибшем Евгении Олеся погрустнела.
-Можно я присяду за ваш столик?
-Садитесь, пожалуйста.
Видно было, что она так и не вспомнила Коршунова.
Олеся не знала, о чём говорить, и от этого немного нервничала. Коршунов просто сидел и рассматривал лицо, так понравившееся ему когда-то. Со злорадством он подмечал и сеть морщинок, отчётливо проступивших под глазами, и складки возле губ, оставленные переживаниями, и отвислость щёк. Лишь глаза Олеси остались прежними. Такими же большими, красивыми, ясными. Именно по глазам Коршун и узнал её.
-А когда вы у нас были? – первой нарушила затянувшееся молчание Олеся.
Валерию было неприятно, что она совсем не помнила его. Он назвал дату.
-А-а-а! – протянула Олеся и опять замолчала.
-Вы играли с дочкой в саду.
-С Лизонькой! – обрадовалась женщина, услышав о дочке, и посмотрела на Валерия более дружелюбно.
Но уже через секунду на её лице появилась глубокая складка между бровей. Олеся нахмурилась.
-Мне так не хватает дочки! Я очень часто её вспоминаю. Она была такой ласковой, такой спокойной. А какой красавицей! Если бы она осталась жить, сейчас бы была уже совсем взрослой. Я смотрю на взрослых девушек и завидую их матерям. Они, наверное, дружат со своими дочками, секретничают. Как же мне этого не хватает! – Олесю словно прорвала. Она заговорила быстро и эмоционально. – А Женю, вы помните?
-Да, конечно.
-Он был замечательным мужем. Лизонька, наверное, была в него. Мне они часто снятся. Всё время весёлые, счастливые.
-А что с ним случилось? – спросил Коршунов, желая остановить словесные излияния Олеси.
-Неизвестно. Сказали, что это было разбойное нападение. Сначала Лизу украли, потом..., - Олеся замолчала, судорожно вздохнув.
До сих пор эти воспоминания были невероятно тяжёлыми для неё.
-Да ладно, столько уж лет прошло, - как бы между прочим заметил Коршунов.
-Для меня это как будто было вчера. Я даже помню, какое платьице на неё надела перед… - она опять вздохнула. – Я очень любила её одевать в разные костюмчики, платьица. Она во всём была, как куколка. Мы с Женей много её фотографировали. Он называл её своим самым маленьким и самым дорогим сокровищем.
Олеся говорила, говорила, а Коршунов отвернулся к окну и больше не перебивал её. Когда Валерий повернул голову, то увидел, как Олеся говорит и плачет. Плачет одними глазами. Ни голос, ни интонации не менялись от слёз, а только прозрачные капли всё катились и катились по щекам, стекая на подбородок.
-Олеся, а у вас семья есть? – всё-таки перебил Валерий, стараясь сдерживать раздражение.
-Да. Я замуж вышла. У меня есть сын. Ему десять.
К столику подошли хмурый мужчина и мальчик.
-А вот и мои мужчины, - наигранно весело сказала Олеся, опуская глаза вниз и стирая слёзы с лица тыльной стороной ладони.
-А почему ты плачешь? – спросил муж, косясь подозрительно на Коршунова.
-Да так, молодость вспомнила.
-Кто это?
-Друг Жени.
Муж Олеси посмотрел в упор на Валерия. Посмотрел внимательно с вызовом.
Олеся не стала их знакомить, и Коршунов встал и сказал:
-Ну, ладно. Мне пора. Прощайте.
Уже у самого выхода он услышал, как муж Олеси отвечает на её шёпот:
-У него рожа типичного уголовника!
Валерий вышел и, проходя мимо торговой палатки, покосился на своё отражение в стекле. Муж Олеси задел его за больное место. Отец Валерия до самой смерти выглядел как приятный интеллигентный человек, а он – Валерий хоть и был в детстве сильно похож на отца, с годами всё больше и больше приобретал внешность злодея. Если бы Коршунов играл в театре или в кино, ему бы, наверняка, доставались лишь роли Карабаса Барабаса, Бармолея, пирата или убийцы. Создавалось впечатление, что каждый греховный поступок откладывал на лице Валерия свой след, изменяя его внешность.
Коршунов видел свою непривлекательность, злился и относил это к возрастным изменениям, завидуя симпатичным людям.
