— Не «мы договаривались», а вы нас просто осчастливливаете своими посещениями, — поправили меня.
— Неважно, пусть будет так. И все же, есть для меня новости?
Мне навстречу поднялся один из троих мордоворотов.
— Это та тетя, которая целый день терроризирует вас? — глядя на меня, обратился он к кассирам.
Присутствующие переглянулись: Дан полоснул меня боковым зрением, коротко кивнул и сдвинул плечом; Славик, мазнув по подельникам взглядом, распахнуто уставился на меня. Как чует зверь, попавший в западню, где-то существующую спасительную щель, так и я почувствовала в Славике сопереживание, сопоиск приемлемого выхода из положения. Надвинувшиеся, уничтожающие меня глаза остальных парней стали не так страшны.
— Матушка, сегодня никто никому ничего не возвращает. Запомни! И не обижай людей, — произнес один из троих чужаков, четко расставляя логические ударения.
— Возвращают, — отважно пролепетала я. — Можно за вознаграждение. Если уж вы решили исправлять людские недостатки, то за рассеянность меня достаточно наказать половиной потерянной суммы, а вам будет достаточно второй половины. Вознаграждение за бдительность, — уточнила я. — Вот это и было бы в духе времени.
Однако я уже понимала бесполезность дальнейших переговоров. Мордастые начали меня окружать, играя под «кожанками» натренированными мышцами. Славик все смотрел на меня, и под его взглядом я неторопливо положила пустой кошелек на стол.
— Да, для вас это не приобретение. Вы просто куражитесь от избытка наглости. Но вам это отольется, попомните мое слово.
Я повернулась и направилась к выходу. Меня настиг звук коротких реплик, которыми перекинулись мои обидчики и которые я разобрать не смогла, а затем голос Славика, обращенный ко мне:
— Женщина, вы забыли кошелек.
Я намеренно ускорила шаг и вышла на улицу, ибо только так могла выманить Славика за собой, который уже был заодно со мной и за меня — бессознательно, инстинктивно, по здоровой природе чудом сохранившегося в нем инстинкта защищать слабого. Принимая из его рук пустой кошелек, спросила:
— Пятидесятка была фальшивая?
— Нет, — удивленно ответил он. — С чего вы взяли?
— Тогда, почему…
— Просто хотелось спихнуть очень потертую банкноту, — и он протянул мне все ту же пятидесятку.
— Возьмите, это моя доля от вашей «сотки». Мы ее поделили. Дан дал мне именно эту потертую банкноту. Воспитывает, понимаете? Потому что это я купил ее у одного древнего дедули, пожалел старика.
— Спасибо, — голос мой задрожал. — Все же это лучше, чем ничего. Идите, дружок, не навлекайте на себя новые неприятности.
Надо же, — подумала я, — мы действовали словно заговорщики: я намеренно забыла кошелек, а он воспользовался этим, чтобы незаметно вернуть часть моих денег. Уже в спину уходящему парню я добавила, с удивлением для себя, которое потом долго вспоминала:
— Помните, судьба всегда будет милостива к вам.
Не среагировав на мои слова, лишь коротко скользнув по мне взглядом, он, зябко ссутулившись, прошмыгнул назад в помещение.
6. Знамение
Ночью мне спалось сладко и спокойно, однако снились странные, пророческие сны. Пережитое потрясение переплеталось с верой в возмездие, тупая боль в сердце перемежалась минутами блаженного покоя, и тепло, словно морем обнимающее мою бренную оболочку, сменялось волнами озноба от безотчетной признательности. И сны были точно так же сотканы из образов мести и благодарности, проклятия и благословения. Они, забываясь и тут же — во сне — вспоминаясь, повторяли круговорот понятного и мистического, уже случившегося и лишь грезившегося, оставляя убеждение в глубоком их значении для грядущего. Совсем под утро возникло почти реальное видение юноши, взявшегося ниоткуда и стоявшего ни на чем, от которого исходил во все стороны какой-то целебный свет. Он спросил:
— Видишь свет?
— Да, — ответила я.
— Это свет истины, и я им поделюсь с тобой.
— Зачем? — я боялась принимать, хотя бы и в подарок, такую драгоценность.
— Чтобы ты поделилась с другими.
— Но свет не живет сам по себе, он связан с тобой. Без тебя его снова не станет.
Видение исчезло, и только голос еще звучал, удаляясь:
— Воистину есмь и пребуду. Аминь. А ты прокляни каждого, творящего зло; прости завистников и недоброжелателей; защити невинных; попроси милости и добра для любящих; покайся в грехах своих-их- х…
Я проснулась, недоуменно озираясь. Куда ушел этот юноша, с которым мне было так спокойно и уверенно? Почему растаял голос, донесший до меня странные речи, давший наказ, а как его исполнить не сказал? Вопросы, оживившиеся верой в возможность получить на них ответы, застряли в горле. Из моих уст, казалось, приготовившихся к дальнейшему разговору, вырывалось только учащенное дыхание. А сердце снова сжалось в комочек от сирой реальности, прорезавшей приятность сна. До слуха донесся перезвон колоколов. Начинался новый день обременительной жизни, новый мученический круг. Ярко, как и во всю зиму, светило солнце. Под его лучами проснулись сосульки и оглашали окрестности дружной звонкой капелью. Автомобили шуршали шинами по мокрому асфальту, и, тяжело вздыхая, грузно оседали огромные, толстые, пропитанные водой сугробы.
Благовест звучал настойчивее и чем-то приятным привлекал внимание, возможно, собор обзавелся новым звонарем.
Прибравшись, не спеша и привычно, позавтракав не сухариками, как всегда, а бутербродом с салями, выпив настоящего кофе, я потопала в сквер на прогулку.
К собору стекался народ. Преобладали пожилые женщины и молодые мужчины — они выделялись истовостью, изображенной на лицах. Была молодежь, дети. Раньше я не присматривалась к жизни собора и теперь удивилась тому, что в нее вовлечено столько людей. Повинуясь непонятному, неосознанному импульсу, я поплелась за другими к входу в храм.
7. Праздник Сретения Господня
В этот день был праздник Сретения Господня: «Радуйся, благодатная Богородице Дево, из Тебя воссияет Солнце правды…» — неслось под сводами. Я тенью скользила между прихожанами, рассматривала иконы, роспись стен. Мне припомнилось это здание в давние времена — заброшенное, тронутое тленом. В нем размещался древесный склад. Я помнила мальчишек, которые лазали по карнизам окон, по крышам; помнила груды отвалившихся, почерневших от времени красных кирпичей. Как скоро все переменилось! А может не скоро? Может, годы, прошедшие невидимой чередою, были просто незамечены мною? Прошли и предательски накинули на меня эту сеть, из которой не выбраться, сеть безнадежности и безысходности. И вырвали из моих рук интересное дело, а теперь вырывают и самую жизнь.
Наклонив голову, я стояла перед святым ликом, не очень понимая, чей он. Вдруг тихий голос из еще помнящегося сна заставил очнуться: «Не годы, но люди накинули сеть. Исполни, как сказано велено тебе, и воплотится слово произнесенное и воздастся каждому». Я отступила от людей и оглянулась, ища и не на ходя того, кто говорил со мною. Растеряно обратясь к образу, я вдруг увидела почти живые глаза. Незримый свет, исходивший от них, переливался в меня тонкой струйкой тепла, пробуждая нечто не существующее
