– Не меряй сходство каплями. Время течет быстро, Головастик, и мы рыдаем над вчерашними заблуждениями. Смотри: мы оба – сыновья Зевса. Оба – нежеланные для родичей. Персея ненавидел его дед Акрисий. Меня – мой дед Кадм. Нас обоих вместе с нашими матерями заколотили в ларь и бросили в воду…
– Это ложь!
Кефал знал, что спорит с обнаженным мечом, готовым ударить в любой момент.
– Тебя не бросали в море! Тебя доносил владыка богов, зашив в бедро!
– В бедро? О, как приятно! Как близко к горнилу страсти! Дурачок, ты бы съездил в приморские Брасии. Раньше эта дыра звалась Орейятами. Там тебе расскажут, как на берег выбросило ларь, куда Кадм Убийца Дракона заточил свою дочь Семелу с ее новорожденным ублюдком. Среди брасийцев жива память о несчастных. Когда умерла моя мать, ее сестра Ино нашла меня и вскормила в пещере. Понимаешь ли, суеверные жители Орейят боялись дать нам приют под крышами их домов… Мы очень похожи с Персеем. Мы росли, как чертополох. А едва выросли, нас послали в поход – его на запад, меня на восток.
– Персея никто не посылал! Он сам решил спасти людей от Медузы…
– Ну да, конечно. Спасти данайцев от Медузы, живущей на краю Ойкумены! Если верить сплетням, малыш, твоего Персея отправил на подвиг серифский басилей Полидект. А если верить голосу разума, его послал Зевс. Как отец гонит в бой взрослого сына; как правитель – лучшего воина. Персей ушел на запад и нашел там Медузу. Чуть позже я ушел на восток…
– И кого ты там нашел?
– Рею [46], Мать Богов, – ответил Косматый.
8
– Амфитрион! Где тебя гарпии носят?!
Если дедушка, по мнению мальчика, был серьезен всегда, то папа лишь временами прикидывался строгим. Одна беда: сразу и не разберешь, когда папа сердится, а когда делает вид.
– На море…
– Бегом собирайся! Дед в Аргос едет. Сказал, ждать не будет.
– Он меня берет?!
– А кто, по-твоему, должен тащить дедову колесницу?
– Хэй-я!
Радость вспыхнула – и погасла. «Все замечательно! – убеждал себя Амфитрион. – Дедушка меня простил; папа шутит…» Радость, дрянь этакая, не возвращалась. А тут еще объявилась мама. Твой хитон драный, надень новый, с каймой. Смену возьми. Что значит – зачем? На тебе ж все горит, как у Гефеста в кузнице! Босиком едешь, да? Вот сандалии. Опозорить нас хочешь? Внук Персея – голодранец! Вот плащ, вот шляпа. И ничего не дурацкая – обычная шляпа. Да, красная. Не спорь, а то останешься дома! Ножик? Откуда у тебя ножик? Папин подарок? Осторожней, не порежься…
И в конце ласковое, очень-очень обидное:
– Герой!
Во дворе запрягали колесницы. За конюхами надзирал угрюмец Эхион, спарт по происхождению, ветеран дедушкиных Горгон. Под его взглядом конюхи вжимали головы в плечи. Отчаянно ржала молодая кобылка, не желая под ярмо. Ей на грудь с большим трудом наложили ремни. Растолкав конюхов, Эхион взял животное за холку. Кобыла замерла, в ужасе кося влажным глазом. Клещи пальцев Эхиона ухватили что-то на шее упрямицы, дернули. Кобыла вздрогнула – и успокоилась. Хмурый спарт бросил под ноги вытащенную колючку и сплюнул.
Конюхи осознали.
– Где гость?
Персей быстрым шагом вышел из мегарона. Голос басилея звенел от раздражения. Дедушку, подумал мальчик, следовало бы прозвать Персеем Внезапным. О поездке в Аргос знали все. Но когда? И вдруг – раз, уже едем. Кто не успел – сам виноват.
– Здесь!
Кефал, сопровождаемый Тритоном, стоял у ворот.
– Поторопись, мы выезжаем.
С минуту Кефал пялился на басилея, словно впервые видел или сравнивал с кем-то. Но вскоре опомнился, и быстрые ноги пригодились юноше – он умчался, как ветер, и вновь возник во дворе с охотничьим копьем и дорожной сумкой. Взяли и Тритона: детина взобрался на вторую колесницу, править которой доверили Кефалу.
Упряжка Эхиона шла замыкающей.
Стены Тиринфа остались позади. Начались холмы – не ровня тем, что зеленели по пути к морю. Их склоны, выжженные летним зноем, были шкурой дракона: в шрамах, буграх и трещинах. Лишь Эхион ухмылялся, будто домой попал. Ну да, вспомнил Амфитрион, он же
Дорога вгрызалась в скальный лабиринт. Рыскала собакой, потерявшей след; взбиралась в гору, чтобы круто рухнуть вниз. Тиринф и Аргос разделяли жалких полсотни стадий. Но здесь, среди острых гребней, изуродованных провалами расселин, у каждой стадии вырастало сто хвостов. По небу, гонимые ветром, мчались флотилии облаков. Гелиос с трудом пробивался меж парусами армады. Из-под копыт его коней летели кровавые искры, поджигая вершины холмов. Колесница – ладья в шторм – карабкалась на окаменевшие морские валы. Спуск сопровождался оглушительным грохотом. Персей стоял, как вкопанный. Ноги – корни дикой смоковницы – вросли в дощатое днище.
«Дедушка никогда не кувыркнется через перила. Даже на полном скаку. А я буду еще лучшим возницей…»
Колесница содрогнулась, и Амфитрион больно прикусил язык. Поездка представилась мальчику бегством. Косматый под стенами Тиринфа; хуже того – он в городе, а мы бежим, спасаемся… Амфитрион обернулся, до хруста выворачивая шею. Нет, Тиринф скрылся из глаз. За ними гремела колесница Кефала. Вцепившись в вожжи, юноша до крови закусил губу – он с трудом удерживал шаткое равновесие. Зато Тритон, привычный к качке, сиял от восторга. Впервые в жизни тирренец ехал, а не шел или плыл. Мальчик от всей души позавидовал Тритону. Вот уж кого не мучили дурные мысли! У него вообще с мыслями не очень…
– Дедушка!
Персей еле заметно кивнул: говори, мол.
– Есть такая богиня – Левкофея?
Персей кивнул еще раз.
– Она морская?
– Морская, – дед нахмурился. – А тебе зачем?
– Тритон говорит, что она – его мама…
Персей молчал. Мальчик уже решил, что разговор исчерпан, но дед вдруг ответил. Вполголоса, не заботясь, слышит ли его внук; обращаясь скорее к прошлому, чем к настоящему, мигом навострившему уши.
– Ее звали Ино. Ее муж правил в Орхомене. Она была родной теткой Косматого. Его кормилицей. И первой, кого Косматый лишил рассудка. Она возненавидела всех детей, кроме него. Пыталась погубить детей мужа от первого брака. Муж взял другую женщину – чужими руками убила и ее детей…
Топот копыт. Стук колес. Бронза слов.
– Когда она сварила в кипятке собственного ребенка, муж кинулся на нее. Хотел прикончить, как бешеную собаку. Убегая от мужа, Ино бросилась в море. С младшим сыном на руках…
– Они утонули?
Амфитрион не видел связи между богиней Левкофеей и этой жуткой историей.
– Да. Но к ним снизошел Посейдон. Так земная Ино стала морской Левкофеей. А ее сын – пастухом дельфинов. Говорят, к богине вернулся рассудок, утраченный смертной…
– Она грозила Косматому пальцем! Когда тот захватил тирренскую ладью! Тритон рассказывал: она
