умное животное, словно оживилось, издало истошное ржание и без понуканий хозяина, рванулось вперед, переходя с медленного шага на мелкую рысь. Под ударами копыт коня, выжженная земля издавала глухой звон, а пыль еще долго стояла в воздухе, неспешно оседая, покрывала степную растительность тонким серым налетом.
Добравшись до рощи, воин осадил коня, спешился, взял под узду и повел его вглубь подлеска. Еще на подъезде было видно, что площадь, занимаемая березняком, была сравнительно не большой и невесть откуда возникшей в выжженной солнцем степи, но усталому, измученному путнику, было не до этого. Жажда, полученные раны и полуденный зной, измотали в конец его силы. Пройдя сквозь деревья несколько десятков метров, он вышел к пруду, живописно расположившемуся в центре рощицы, поверхность которого была затянута зеленой ряской, через которую, кое-где, пробивались редкие кувшинки. Вода в пруду, в отблесках солнечных лучей казалась черной, из-за ила, который лежал на дне. Человек и конь устремились к воде, не обращая внимания на топкий заиленный берег. Зайдя по пояс в воду, человек снял с головы боевой железный шлем-шишак и, разгоняя свободной рукой ряску, зачерпнул им драгоценную жидкость. Набрав до краев, он припал к нему пересохшими потрескавшимися губами и стал, не отрываясь пить. Глоток за глотком и жажда стала отступать, уступая место усталости. Вернув шлем на место, путник обеими руками с наслаждением стал брызгать на себя водой. От этого занятия его отвлекло встревоженное ржание верного коня, который, развернувшись мордой к берегу, ошалело вращал глазами, недовольно фыркал и пятился назад вглубь пруда.
– Ну, ну, ну, родимый, – произнес по-русски воин, – успокойся, все хорошо.
Хватая коня под узду, воин посмотрел на берег. Там, у самой кромки воды, стоял древний седой старец, одетый в половецкую одежду. В руках он держал нефритовые бусы, четки которых он перебирал костлявыми, высохшими пальцами с длинными грязными ногтями.
– Пойдем со мной, воин. Ты ранен и устал, тебе надо отдохнуть. Здесь, недалеко, стоит моя юрта, я предоставлю тебе кров и еду. Следуй за мной.
Старик повернулся, не дожидаясь ответа, и неспешно засеменил вдоль берега. Путник, словно зачарованный взглядом больших голубых глаз, невольно подался вперед, потянув за собой коня. Умное животное продолжало упираться, фыркать и издавать недовольное ржание, однако, подчинившись воле хозяина, нехотя пошло за ним. Путник забыл про усталость. Необычайная легкость овладела его телом. Следуя за старцем, словно ручной пес, он обогнул пруд и углубился в рощу и дошел до его жилища. Привязав у коновязи коня, он услужливо откинул войлок и пропустил старика вперед. Там внутри, несмотря на летнюю жару, горел костер, да и сам хозяин был одет не по погоде в волчью доху.
– Садись, – молвил он, – я не спрашиваю, кто ты, я и так это знаю. Ты порождение подземного мира, ты тот, кого нет на земле. Однако ты не принадлежишь к миру духов, твоя телесная оболочка ощутима и очень истощена. Ты ранен, но твои раны не глубоки, они не причиняют тебе ощутимой боли и вскоре заживут. Ты пришел ко мне не по своей воле, тебя прислал дух Неба Тэнгри. Через тебя я смогу снова говорить.
Старец что-то налил из кувшина в глубокую глиняную чашу и протянул путнику.
– Пей, это кумыс. В нем собранны все жизненные силы, которыми мать природа так щедро одарила нас. Ты храбр, но я вижу, ты боишься меня? Не бойся, я не причиню тебе зла, наоборот, я стану оберегать тебя в твоем дальнейшем пути, пока твой след не оборвется на земле.
Истошное ржание жеребца послышалось за юртой. Воин встрепенулся и хотел подняться с ковра, повинуясь, зову своего боевого коня, однако, под суровым взором старца, он снова обмяк и, поддавшись чужой воле, успокоился и пригубил чашу.
– Пей, в этом питье нет ничего плохого, напротив, твои жизненные силы, словно соки матери земли, вновь вернутся к тебе. Внимательно выслушай, что я буду говорить, и передай мои слова по назначению. Вскоре ты встретишься с ханом из славного куманского рода, из которого происхожу и я. Когда ты увидишь Ата хана, то передавай ему от меня низкий поклон и напомни о том, что от брака, который я предсказывал много лет назад, родится ребенок, кам, которого никогда не было в наших краях, и тогда, моя душа найдет успокоение. Ты слышал, что я тебе сказал?
От его слов дрожь пробежала по телу странника, холодный пот прошиб и выступил наружу сквозь кожу. Его начало трясти.
– Вижу, что ты меня услышал. И еще, увидишь моих потомков, передай им, чтобы они позаботились обо мне. Пусть они не оставляют меня здесь одного. А теперь отдыхай, я вижу, ты устал с дороги. Когда ты проснешься, раны твои затянутся, и ты найдешь ту дорогу, которую ты ищешь.
Старец умолк. Глаза путника стали заволакиваться туманом. Словно из ниоткуда, на ковре оказалась шелковая подушка, которая так притягивала и приятно манила. Сняв шлем с головы, и вытерев рукой, холодный пот с лица, воин прилег, обхватил руками подушку, положил под голову и, отрешаясь от всех дум, заснул глубоким сном.
ГЛАВА 6.
Уставший от многодневных переходов, стремительных погонь и редких коротких стычек, молодой половецкий хан Кара-Кумуч, стремился, как можно быстрее, достигнуть границ вежей своего кочевья. Юный хан, до этого момента признававший над собой верховную власть Великого половецкого хана Котяна, служил ему с честью в разных воинских предприятиях, но со смертью последнего, надменный блестящими успехами своего оружия, захотел независимости и первенства. Ужасать своих врагов местью, питать усердие друзей и воинов щедрыми наградами, казаться народу человеком сверхъестественным было его правилом. Несколько лет назад, перед самой смертью, Великий кам Берке, слава о сверхъестественных способностях и чудесах которого, ходила по половецкой земле далеко за пределами его родового кочевья, после долгого камлания на священной горе во время одного из праздников, объявил собравшимся, что он, Кара-Кумуч, вскоре выйдет из общего половецкого союза, обнажит свой меч и поведет многочисленное войско куманов на юго-запад, в бескрайние степи Абескунской низменности. Этот святой пустынник, или мнимый пророк, возвестил всем, что бог Тэнгри отдаст в руки Кара-Кумуча обширные земли, и велел всем, в скором времени, идти за Кара- Кумучем и единодушно изъявить ревность в этом походе и стать орудием воли Небесной.
– По- моему, это время настало сейчас! – подумал в эту минуту гордый хан.
Тяготимый тем, что его войско идет слишком медленно из-за захваченной богатой добычи, он тронул своего вороного коня и, желая развеяться в быстром ритме дикой скачки, пустил его в степь во весь опор. Резвый конь, словно желая угодить своему господину, понесся стрелой вперед не чувствуя земли под копытами. Следом за ханом, на некотором отдалении, поскакали шестеро воинов его рода, которые не могли просто так отпустить своего вождя в бескрайнюю степь, в это неспокойное время без надежного сопровождения.
У одного из них, на древке копья поднятому острием высоко к верху, развивался родовой стяг, который символизировал собой необходимость выражения истины рода, которая покоилась на запредельных метафизических тайнах общетюркского Тэнгриизма, как некий божественный пароль перевоплощения на земле и всеобщего возрождения рода Кара-Кумуча в будущем. Гармония числа цветов флага воспринималась и выражала собой, в то далекое время, как своеобразный язык мудрости и магию зримого выражения божественных сил. Трехчастность и триединое начало на флаге рода Кара-Кумуча, выражало собой божественное первочисло тэнгрианских философских представлений о мире и жизни. Единица – Бог, двойка – материя, тройка – комбинация, которая в итоге создавала этот феноменальный мир, которая являлась той самой особенностью, передаваемой на стяге трехцветным колоритом, бирюзовый треугольник и полосы красного и зеленого цветов.
В образе развивающегося флага, в его трехцветности, была ярко зашифровано единое смысловое значение: самопознание себя как народа и нации; самоопределение в рамках государственности; самовыражение в этом мире. Другие атрибуты флага выражали собой: голова коня – символ стремительности, самоорганизованность и целеустремленность; голова священного волка – независимость, автономность; голова девушки – самобытность, самовыражение и самодостаточность.
В целом, во флаге принадлежащим роду Кара-Кумуча, в глубине своей символике, стяг призывал любого мужчину быть воином и защитником своего народа. Глядя на развивающееся знамя, невольно возникало состояние особого народного духа, выражение неизречимого величия рода, могучей воли его благородных стремлений, воли вечного самовозрождения, а трехцветное начало, лежащее в основании флага, являло собой стрелу-луч бесконечности, божественного первоначала в океане жизни и бытия, глубокую веру в собственную силу, в свою неразрывность с Богом, Человечеством и Вечностью.
Хан был молод, высок и статен. Он был одет в черный длиннополый чапан – аналог русского кафтана, подпоясанный кожаным поясом, богато украшенным серебряными бляшками и самоцветными камнями с боку, к которому крепился длинный меч-кончар в черных сафьяновых ножнах, расшитых мелким жемчугом. Черные сапоги из шагреневой кожи на тонких высоких каблуках с заостренными к верху носами, высокая округлая шапка из овчины на голове, довершали его наряд. Смуглое решительное волевое лицо, покрытое плотным ровным загаром, волосы цвета спелой ржи, слегка вперед выдающиеся скулы, а взгляд голубых лучистых глаз Кара-Кумуча подобный взгляду дикого пустынного барса, говорил о том, что его обладатель принадлежит к знатному половецкому роду.
Хан
