Нападение было дерзким и подготовленным. Под покровом сумерек вооруженные грабители притаились на дороге. Машину сопровождения отсекли автоматным огнем, пробили покрышку, и автомобиль благополучно ухнул в кювет. Милиционеров, которые пытались выбраться из перевернутой машины, расстреливали в упор. Автомобиль инкассаторов тоже не смог вырваться – дорогу в узком месте перегородил валун. Вопреки инструкциям, инкассаторы выбежали из машины и были скошены прицельным огнем. На операцию ушли минуты. Золото перегрузили в неустановленный автомобиль, а когда через десять минут прибыла подмога с ближайшего поста ГАИ (один из инкассаторов успел отправить сигнал), на дороге уже никого не было. («Ничего себе, – подумал я, – проехали километров сто на юг, потом где-то утопили транспорт и поперли золото вниз по Ашлымбашу...»). Подтянули батальон солдат из Октябрьска, согнали милиционеров из ближайших населенных пунктов – два дня чесали округу, поймали группу дезертиров, раскрыли две кражи совхозного добра, наткнулись на угнанный трактор... но золото и грабители как в воду канули. Все указывало на то, что информация просочилась с аффинажного завода и кто-то очень ловко ею воспользовался. Но кропотливое расследование результатов не принесло. В итоге полетел в отставку республиканский прокурор, руководители районных отделов внутренних дел, парочка чекистов, курирующих работу с драгметаллами, уйма прочего ответственного народа, а следователь тогда еще Абахинской прокуратуры Вышницкий Николай Петрович две недели не видел семью и подвернул ногу, прыгая со скалы...
– Но следственная группа, вероятно, обратила внимание, что утром 28 сентября из учреждения строгого режима №45989 сбежали четверо заключенных? – спросил я.
– Конечно, обратила, – удивился Вышницкий. – Но при чем здесь заключенные? Акцию спланировали грамотно, подготовка длилась не день, не два...
– А может, у этих ребят был толковый «куратор»... – как-то неопределенно высказался я и с любопытством уставился на Вышницкого. Тот пожал плечами:
– Натянуто, капитан... – внезапно он вздрогнул и пристально на меня посмотрел. – А почему ты об этом говоришь? Нашел связь между золотом и сбежавшим отребьем?
– Ищем, Николай Петрович, – туманно сказал я и распрощался с озадаченным следователем.
Возбуждение нарастало, требовало немедленного бегства с работы. Но я был скован по рукам и ногам. Пришлось сидеть в кабинете и ждать вестей из дальнего и ближнего далека. Через час нарисовалась Янка, заявила, что в морге не работают холодильники, царит истребительная вонь, и лучше она тут посидит. Все равно ничего не узнала, а Лизавета Перепелюк в доме отсутствует. Села и призывно на меня уставилась. Поколебавшись, я поделился с сотрудницей последними новостями.
– Потрясающе, – ахнула Янка. – Взрыв из прошлого, блин. Эдакое попурри из Чейза, «Белого пятна» и русских блатных сказок. Слушай, а ты уверен, что у тебя нет температуры? Бледненький ты какой-то, Артем.
– Да нет, – отмахнулся я. – Вроде все сходится. Я же говорил тебе, Яночка, что у нас очень интересная работа. Просто за текучкой это не всегда видно.
Затрясся телефон на столе. Я вздрогнул и схватил трубку.
– Эк тебя взвинтило-то, – неодобрительно покосилась Янка.
– Артем? – пробился через треск помех Венька. – Я на зоне...
– Поздравляю, – буркнул я.
– Представляешь, здесь архивы хранят аж с 44-го года... Специальный отдел, а при нем девушка – знаешь, какая хорошенькая...
– У тебя невеста...
– Да я помню! – крикнул Венька. – Но одно другому не мешает! Старожилы вспомнили Григоренко – был такой контролер. Восстановили происшествия с девяносто первого по девяносто третий год. Набралось штук пятнадцать. Тебя какие больше интересуют? Девяносто третий год – массовая драка в столярном цехе, спровоцированная паханом Фильченко, в которой он по дурости и погиб. Пожар в бараке второго отряда – апрель девяносто второго. Четверо погибших. Зверское обезглавливание в котельной заключенного по фамилии Денисов. Массовое отравление речными продуктами...
– Забудь об этой фигне, Венька! – заорал я. – Свежая информация. 28 сентября 1991 года! Сбежали четверо...
– Минуточку, Артем... – было слышно, как Венька шуршит бумагами. – Была такая фигня, точно помню... Их не поймали – как в болото провалились. Несколько раз возбуждали дело, искали по всему Союзу, потом по СНГ, по независимой России и ближнему зарубежью... А что тебя интересует, Артем?
– Слушай и запоминай... – Я отбарабанил все что хотел, добавив в заключение: – Быстро собери информацию и позвони...
Он перезвонил минут через двадцать, когда я изнывал от нетерпения, и даже общение с Янкой не отвлекало от главного.
– Послушай, командир, ты, в натуре, гений! – Помех уже не было, в голосе подчиненного звучал пиетет. – Эти четверо без всяких помех убыли на мусорной машине, и хватились их только через час, когда они уже были далеко. Искали по всему региону. Завели уголовное дело. Пропали два автомата из оружейки роты охраны, четыре снаряженных магазина. Подозревали в сговоре парочку контролеров, улик не нашли, но на всякий случай их уволили. Личности контролеров незнакомые, я просмотрел их дела: Кулаков и Гарченко – после увольнения убыли в неизвестном направлении и пропали. Искать их – дохлый номер. Сбежавшие: Вахланкин, Кресс, Рудаков, Хомченко. На всех висит 105-я – в той или иной разновидности – «Убийство». Другие тут не сидят. На Рудакове аж двойное. Отбывал не в первый раз, и тоже за убийство. Вроде остепенился, жену нашел, автослесарем работал; потом срыв, пьянка, ссора, прирезал корешей... Вахланкин грохнул сожительницу с кавалером, на Крессе четыре грабежа и убийство, Хомченко придушил родную маму... за что его тут, собственно, и опустили. Не приветствуется в благородной среде заключенных душить собственных мам...
– Ладно, это понятно, – нетерпеливо перебил я. – Ты фотографии их в личном деле видел?
– Ты сидишь? – каким-то другим голосом спросил Лиходеев.
– Это важно? – взорвался я.
– Это важно, – вздохнул Венька. – Поскольку фрагменты личных дел, в которых наличествовали фотографии фигурантов, из архива... пропали.
– Как – пропали? – опешил я.
– Изъяли, – вздохнул Венька. – Причем давно. В компьютер документацию тогда еще не загружали – слова такого не знали, а после проведения всеобщей компьютеризации – не удосужились. Мало кто роется в этих бумагах, Артем. Людочка зарылась по моей просьбе, нашла некомплект... и так расстроилась! Она понятия не имеет, кто это сделал. И в каком году.
– Но фото можно восстановить! В милиции, прокуратуре, суде – тех мест, откуда их гнали по этапу...
– Можно, Артем, – ухмыльнулся Венька. – Если их и оттуда не изъяли... Но в любом случае на это уйдет время, ведь прошла чертова уйма лет!
– Черт... Но ты же рассказывал, за что они сидели, – возмутился я. – А статья в личном деле – аккурат под фото...
– Да нет, здесь другое, Артем... Начальник колонии – добрейший Федор Мстиславович, служит тридцать лет, у него отличная память на дела и лица. Мы как раз пьем чай... С сушками, – издевательски добавил Венька.
– Убью! – зарычал я.
– Уймись, не все так плохо, – поспешил успокоить Венька. – Я описал товарищу майору внешность покойных Грушницкого и Башлыкова. В принципе, они похожи на Рудакова и Кресса. Сложение, рост, даже татуировка на запястье Грушницкого, которая в те славные годы еще не была вытравлена. Рудаков действительно на свободе был толковым автослесарем, что и помогло в Рыдалове выбиться в люди... Но ты учти, что прошло пятнадцать лет, люди меняются, да и перед возвращением в Саяны наверняка они провели себе корректировку внешности...
– Хорошо, – вздохнул я. – Выкладывай приметы остальных.
– Вахланкин – высокий, сутулый, угловатый, в 91-м ему было лет тридцать с небольшим. Невероятно изощрен, злопамятен, себе на уме. Отлично развита интуиция... Хомченко: «подружка» нашего
