Митя. Полно вам дурачиться-то. Давайте-ка лучше сядемте в кучку да полегоньку песенку споем.
Разлюляев. Ладно!
Гуслин
Гордей Карпыч. Что распелись! Горланят, точно мужичье!
Митя. Это я счета проверял-с.
Гордей Карпыч
Митя. Это я от скуки, по праздникам-с, стихотворения господина Кольцова переписываю.
Гордей Карпыч. Какие нежности при нашей бедности!
Митя. Собственно, для образования своего занимаюсь, чтоб иметь понятие.
Гордей Карпыч. Образование! Знаешь ли ты, что такое образование?.. А еще туда же разговаривает! Ты бы вот сертучишко новенький сшил! Ведь к нам наверх ходишь, гости бывают… срам! Куда деньги-то деваешь?
Митя. Маменьке посылаю, потому она в старости, ей негде взять.
Гордей Карпыч. Матери посылаешь! Ты себя-то бы обр□зил прежде; матери-то не Бог знает что нужно, не в роскоши воспитана, чай сама хлевы затворяла.
Митя. Уж пущай же лучше я буду терпеть, да маменька, по крайности, ни в чем не нуждается.
Гордей Карпыч. Да ведь безобразно! Уж коли не умеешь над собою приличия наблюдать, так и сиди в своей конуре; коли гол кругом, так нечего о себе мечтать! Стихи пишет; образовать себя хочет, а сам как фабричный ходит! Разве в этом образование-то состоит, что дурацкие песни петь? То-то глупо-то!
Разлюляев. Что ж такое! Он новый… сукно-то французское, из Москвы выписывали, по знакомству… двадцать рублев аршин. Что ж, нешто мне этакую штуку надеть, как у Франца Федорыча, у аптекаря… кургузую; так его вон и дразнят все: страм пальто! Так что ж хорошего людей смешить!
Гордей Карпыч. Много ты знаешь! Да что, с тебя взыскать-то нечего! Сам-то ты глуп, да и отец-то твой не больно умен… целый век с засаленным брюхом ходит; дураками непросвещенными живете, дураками и умрете.
Разлюляев. Уж ладно.
Гордей Карпыч
Разлюляев. Ладно, мол.
Гордей Карпыч. Неуч, и сказать-то путно умешь! Говорить-то с вами — только слова тратить; все равно, что стене горох, так и вам, дуракам.
Разлюляев. Поди-кось, какой грозный! Ишь ты, развоевался! Так вот тебя и испугались… Как же, держи карман-то!
Митя
Разлюляев. Да от этакова житья — запьешь, право запьешь! А ты брось, не думай.
Анна Ивановна. Мир честной компании!
Разлюляев. Милости прошу к нашему шалашу.
Митя. Наше почтение-с! Милости просим!.. Какими судьбами?..
Анна Ивановна. А никакими, просто — взяли да и пришли. Гордей Карпыч уехал, а Пелагея Егоровна отдохнуть легла, так теперь наша воля… Гуляй — не хочу!..
Митя. Просим покорно садиться.
Анна Ивановна. Надоело молча-то сидеть, орехи щелкать, — пойдемте, говорю, девушки, к парням, а девушкам и любо.
Любовь Гордеевна. Что ты выдумываешь-то! Мы не воображали сюда идти, это ты выдумала.
Анна Ивановна. Как же не так! Да ты первая… Известное дело, кому что нужно, тот об том и думает: парни об девках, а девки об парнях.
Разлюляев. Ха, ха, ха!.. Это вы, Анна Ивановна, я точности говорите.
Любовь Гордеевна. Вот уж никогда!
Маша
Лиза. Это, Анна Ивановна, вы говорите совсем напротив.
Анна Ивановна. Ах вы, скромность! Уж сказала бы словечко, да нехорошо при парнях-то… Сама была в девках, все знаю.
Любовь Гордеевна. Девушка девушке рознь.
Маша. Ах, стыд какой!
Лиза. Что вы говорите, это даже для нас оченно странно и, можно сказать, конфузно.
Разлюляев. Ха, ха, ха!..
Анна Ивановна. А об чем сейчас наверху разговор был? Хотите, скажу!.. Ну, говорить, что ли? Что, присмирели!
Разлюляев. Ха, ха, ха!..