Салай Салтаныч. Гуляй, гуляй. С внучкой вместе приехал?
Флор Федулыч. Нет, один-с, она с отцом. Я, Салай Салтаныч, вольная птица, как и вы-с, то есть как ты. Кто же вам «вы» говорит.
Салай Салтаныч. Все равно, и мы так говорим. Хорошая девушка.
Флор Федулыч. Не дурна-с.
Салай Салтаныч. Надо жених искать, надо замуж отдать, самый пора.
Флор Федулыч. Отдадим, Салай Салтаныч, не беспокойся.
Салай Салтаныч. Хороший жених, много деньги надо.
Флор Федулыч. Наше дело; у тебя занимать не станем.
Салай Салтаныч. Зачем тебе занимать, свои деньги есть.
Флор Федулыч. Хочу подумать об этом; дело не чужое-с.
Салай Салтаныч. Много дашь?
Флор Федулыч. Не обижу.
Салай Салганыч. И сто тысяч дашь — не обидишь, и пять тысяч дашь — не обидишь. Деньги какая обида!
Флор Федулыч. Глядя по жениху, и деньги будут.
Салай Салтаныч. Что скрываешь? Зачем скрывать?
Флор Федулыч. Ведь не ты женишься. Да за тебя и не отдадим, очень нам нужно азиатцев-то разводить. Ничего не даю, ничего-с.
Салай Салтаныч. Шутишь, шутишь. Есть благородные женихи.
Флор Федулыч. А с благородными благородный и разговор будет, а с тобой, Салай Салтаныч, мы этот разговор кончим.
Салай Салтаныч. Водка пил?
Флор Федулыч. Нет еще, своего часу дожидаюсь.
Салай Салтаныч. Пойдем балык есть, с Дону пришел.
Дульчин. Вот так ловко! В десять минут!.. Не томили долго.
Дергачев. Я тебе говорил!
Дульчин. Убирайся! Ну, музыка, нечего сказать! И какой разговор невинный: у того зубы болят, охает, на свет не глядит… тот приметам верит, дурной сон видел; третий на свидание торопится: «Мне, говорит, некогда; пожалуйста, господа, не задерживайте!..» Чиста работа!
Дергачев. Каково было мне смотреть, как ты деньги отдавал.
Дульчин. Ну, кончено дело! Об себе я не тужу, я пустой человек, и жалеть меня нечего. Мне жаль Юлию… ты ее успокой.
Дергачев. Зачем ее успокоивать.
Дульчин. Вот что: ты ночуешь, конечно, у меня?
Дергачев. Пожалуй.
Дульчин. Напьемся завтра кофейку, потом заряжу я револьвер…
Дергачев. Полно, что ты!
Дульчин. Что ж, в яму садиться? А после ямы что? Ведь я жил, жил барски, ни в чем себе не отказывал, каждая прихоть моя исполнялась. Ведь мне ходить по Москве пешком в узеньких, коротеньких брючках да в твиновом пальто с разноцветными рукавами — это хуже смерти. Я — не ты, пойми! Я рубли-то выпрашивать не умею.
Дергачев. За что ж ты меня обижаешь? Я тебе преданный человек.
Дульчин. Что мне в твоей преданности! гроша она не стоит медного, а мне нужны тысячи: где я их возьму? Сегодня последний день моей веселой жизни. Прокутим остальные деньги, поедем отсюда куда-нибудь, мне здесь все надоело, все противно.
Салай Салтаныч
Дульчин. Проиграл.
Салай Салтаныч. Пустой ты человек, пустой ты человек.
Дульчин. Ну, пожалуйста, ты не очень, я не люблю.
Салай Салтаныч. Пустой ты человек, дрянь.
Дульчин
Салай Салтаныч. Что пугаешь! Нажил деньги — человек, прожил деньги — дрянь.
Дульчин. Да как я наживу, ефиоп ты этакой! Деньги наживают либо честным трудом, либо мошенничеством, ни того ни другого я не умею и не могу.
Салай Салтаныч. Честно — нечестно, кому нужно! Нажил деньги, хороший человек стал, все кланяются; детям оставил, спасибо скажут.
Дульчин. Знаю я вашу азиатскую философию-то.
Салай Салтаныч. Я твой папенька знал, хороший был человек, деньги нажил, тебе оставил, а ты что?
Дульчин. Толкуй! Тогда можно было наживать.
Салай Салтаныч. Всегда можно, надо ум.
Дульчин. Ум-то хорошо, да и совесть иметь не мешает.
Салай Салтаныч. Какая совесть? Где твоя совесть? Чужие деньги бросал — это совесть? Тому должен — не заплатил, другому должен — не заплатил, это совесть? Украл, ограбил — нехорошо; а бросал деньги — хуже. Украл, ограбил — молись богу, бедным давай, бог простит. Я знал один грек, молодой был, разбойник был, по морю ходил, пушки палил, людей бил, грабил; состарился, монастырь пошел, монах стал, человек нравоучительный.
Дульчин. Ну, что ты с баснями-то, очень мне нужно!
Салай Салтаныч. Кто бросал деньги, убить его скорей; такой закон надо. Слушай: были три брата, там на Кавказе…
Дульчин. Мне и без тебя скучно, а ты с глупостями.
Салай Салтаныч. Родитель деньги оставил: один торговал, другой торговал — наживал, третий мотал. Братья подумал, подумал, поговорил промежду себя, посоветовал, зарядил ружье, убил его, как собака. Больше не стоит.
Дульчин. Ну, прощай! Твоих рассказов не переслушаешь.
Салай Салтаныч. Куда — прощай! Пойдем, ужинать будем. Слушай меня! Будешь слушать меня, человек будешь, не будешь слушать — пропадешь!
Глафира Фирсовна. Иль нейдет, упрямится? Поди, Салай Салтаныч, я его приведу, — у меня не вырвется.
Салай Салтаныч
Глафира Фирсовна. Эк тебе счастье привалило! Не ожидала, — признаюсь. С ума ведь ты девку-то свел.
Дульчин. Будто?
Глафира Фирсовна. Уж верно. Только ты теперь не зевай, лови, а то улетит. Закружи ее хорошенько, и шабаш! Аль не умеешь?
Дульчин. Положим, что умею; увлечь девушку не трудно, особенно такую
