Том 9. Пьесы 1882-1885

Пьер. Ничего подобного.

Олешунин. Ну, все-таки он проживает довольно но, кажется, не выше средств.

Лотохин. И слава богу! С меня и довольно а остальное как хотят; это уж их дело. Я только с экономической стороны.

Олешунин. Любопытно бы было присутствовать при их встрече. Каким холодом он ответит на ее восторги!

Входит Жорж.

Явление седьмое

Пьер, Олешунин, Лотохин и Жорж.

Пьер. Откуда ты?

Жорж. С железной дороги. Видел трогательную встречу супругов Окоемовых: объятия, поцелуи, слезы.

Олешунин. Разумеется, со стороны жены.

Жорж. Нет, и со стороны мужа тоже, да еще в придачу он навез ей кучу разных дорогих подарков.

Олешунин. Не понимаю.

Лотохин. Что ж тут непонятного? Так и должно быть.

Жорж (Лотохину). Никандр Семеныч просит вас, если вы свободны, провести сегодня вечер у него. Он извиняется, что не успел сам вас пригласить; он торопился на железную дорогу.

Лотохин. Это все равно. Хорошо, я приеду.

Жорж. Поедем, Пьер! (Лотохину.) До свидания!

Пьер. Поедем, Жорж! (Лотохину.) До свидания!

Пьер и Жорж уходят. Олешунин молча кланяется и уходит в другую сторону.

Явление восьмое

Лотохин, потом Акимыч.

Лотохин. Что за чудеса! Зоя с мужем живет в трогательном согласии, мотовства нет; а имение продают за бесценок? Что их заставляет? Никак не догадаешься. Ну, утро вечера мудренее: завтра заеду к ним и разберу все дела.

Входит Акимыч.

Что ты, Акимыч?

Акимыч (сняв шапку). Письмо к вам, барин-батюшка. Думал, что, пожалуй, мол, нужное; так и побрел вас разыскивать. Извольте! (Подает письмо.)

Лотохин. От кого бы это? Рука женская. Должно быть, от Сусанны Сергевны?

Акимыч. Надо быть, что от них-с. Коронку-то у них на письмах я заприметил, так сходственная.

Лотохин (распечатывает письмо). Надень шапку-то!

Акимыч. Ну, вот… что уж… не зима… (Отходит к стороне.)

Лотохин (пробежав глазами несколько строк). Что такое, что такое? Глазам не верю. (Читает.) «Милый дядя! Как я рада, что ты в настоящее время в Бряхимове. Судьба, видимо, мне благоприятствует. Мне нужно как можно скорее продать мое бряхимовское имение; тем на месте ты скорей найдешь покупщика. Пожалуйста, не очень торгуйся. Ты такой скупой, что ужас». Батюшки! Что ж это такое! (Читает.) «Мне денег, дядя, денег нужно; от них зависит не только мое счастие, но и жизнь. Доверенность и все документы я пришлю завтра, а вернее, что сама приеду. Вашему хваленому жениху, умному, практичному человеку, как вы его величали, я отказала. Нет, дядя, не того жаждет душа моя. Я не хотела много распространяться в письме, но не могу, нет сил скрыть моей радости. Милый дядя, я нашла свой идеал; ах, милый дядя, я встретила… да, я встретила человека… Он молод, умен, образован, а как хорош собой, ах, как хорош!» Ну, эта песенка знакома мне. (Читает.) «Но, милый дядя, пожалей меня, несчастную, есть препятствия! Чтобы побороть их, нужны деньги, нужно много денег!» Нет, я не выдержу, закричу караул. (Читает.) «Для того-то я и продаю имение, я ничего не пожалею!» Акимыч, караул! Грабят!

Акимыч. Чего изволите, барин-батюшка?

Лотохин. Грабят, говорю тебе, грабят!

Акимыч. Что же это! Да, господи, помилуй!

Лотохин. Пойдем домой! Грабят, грабят, караул!

Действие второе

Зала в доме Окоемовых, в глубине входная дверь; направо (от актеров) дверь в гостиную, налево — в кабинет Окоемова; мебели и вся обстановка приличные.

Явление первое

Окоемов и Аполлинария (выходят из двери налево), потом Паша.

Окоемов. Так вы без меня поживали довольно весело?

Аполлинария. Ну, какое веселье! Не знали куда деться от скуки.

Окоемов. И за вами никто не ухаживал; может ли это быть?

Аполлинария. За кем «за вами»?

Окоемов. За женой моей и за вами.

Аполлинария. Да кто же смеет!

Окоемов. О, если за тем только дело стало, так смелые люди найдутся.

Аполлинария. Как это у вас язык-то поворачивается такие глупости говорить.

Окоемов. Не понимаю, чего это здесь молодые люди смотрят! Две женщины свободные, живут одни, а молодежь зевает. Нет, я бы не утерпел.

Аполлинария. Да перестаньте! как вам не стыдно! про меня, пожалуй, говорите что хотите; а про жену не смейте! Она вас уж так любит, что и представить себе невозможно.

Окоемов. Как это ей не надоест.

Аполлинария. Что «не надоест»?

Окоемов. Да любить-то меня.

Аполлинария. Ах, что вы говорите! Это невыносимо, невыносимо.

Окоемов. Ну, люби год, два, а ведь она за мной замужем-то лет шесть, коли не больше.

Аполлинария. Ведь это мужчины только непостоянны; а женская любовь и верность — до гроба.

Окоемов. Ах, не пугайте, пожалуйста! Что ж вы мне этого прежде не сказали, я бы и не женился.

Аполлинария. Да, понимаю… Вы шутить изволите, милостивый государь. Вам весело, что вы завоевали два такие преданные сердца, как мое и Зои, вот вы и потешаетесь. А я-то разглагольствую.

Окоемов. Нет, что за шутка! Я серьезно.

Аполлинария. Ну да, как же, серьезно! Вы, я думаю, во всю свою жизнь ни разу серьезно-то с женщинами не разговаривали. Да, впрочем, вам и не нужно, вас и так обожают.

Окоемов. Так вы, бедные, скучали? Это жаль. Неужели даже Федя Олешунин не посещал вас?