Андрей
Елена
Андрей. Говорит, что ты там один, бобылем, будешь жить! Ни уходить за тобой, ни приласкать тебя некому.
Елена. Да, хорошо, так, так.
Андрей. И в гости, и прокатиться все-таки с хорошенькой женой лучше.
Елена. Так, так.
Андрей. Там все, говорит, с женами; что ж тебе на чужое счастье смотреть? еще что-нибудь в голову придет…
Елена. Нет, уж я этого не говорила.
Андрей. Так взять, что ли?
Настасья Петровна. Бери, Андрюша, бери!
Гаврила Пантелеич. Молчи! забыла, что тебе сказано!
Настасья Петровна. Молчу, батюшка, молчу!
Андрей. Уж, видно, взять…
Сыромятов. Вот и чудесно. Семейное отделение займем, шампанского прихватим, чтоб веселей ехать было!..
Нина Александровна. Поезжай, Лена! А я сберусь, да завтра же к вам приеду.
Настасья Петровна. Батюшка Гаврила Пантелеич, плакать-то можно?
Гаврила Пантелеич. Плачь себе на здоровье!
Таня
Елена. Я у вас все шляпки пересмотрю; я и себе из Парижа выписывать буду.
Настасья Петровна. Да как же вам там жить-то будет? Ведь у нас в доме двух половин нету…
Елена. Ах, не беспокойтесь, и не нужно совсем!
Андрей. Ну, уж я для приезда такой бал задам, что в Москве нашу музыку слышно будет!..
Дикарка*
Действие первое
ЛИЦА:
Анна Степановна Ашметьева, старуха, богатая помещица.
Александр Львович Ашметьев, ее сын, почти постоянно проживающий за границей и в Петербурге, представительный, но заметно израсходовавшийся господин; костюм и манеры парижанина лучшего тона.
Марья Петровна, жена его, молодая женщина.
Кирилл Максимыч Зубарев, старик из крупных землевладельцев, близкий сосед Ашметьевых, управляет их имением; одет в платье старого покроя, из дешевого материала; седые усы подстрижены.
Варя, его дочь, молодая девушка.
Виктор Васильевич Вершинский, значительный чиновник из Петербурга, молодой человек.
Дмитрий Андреевич Мальков, помещик, молодой человек.
Михаил Тарасыч Боев, сосед Ашметьевых и Зубарева, 45 лет, холостяк.
Мавра Денисовна, нянька Вари, старуха.
Гаврило Павлыч, камердинер Ашметьева.
Сысой Панкратьевич, старый слуга Ашметьевых.
В усадьбе Ашметьевых, вблизи губернского города. Густой парк, в углу развалины каменной беседки, в глубине живописная местность за рекой.
Сысой. Гаврило Павлыч! Куда направление имеете?
Гаврило. Барина дожидаюсь… Приказано… Купаться идем… А вы?
Сысой. Барыня гуляют по парку, так кресло ношу… По преклонности ихней, оне не могут, чтобы без отдыха…
Гаврило
Сысой. Как находите?
Гаврило. Что уж!.. Чего еще превосходнее!
Сысой. На редкость, истинно на редкость… которые ежели понимающие… Конечно, простой человек… так ему все равно. Это место по древности, от старых людей — Кокуй называется. Когда покойный барин, царство небесное, эту рощу под парк оборотили, так и беседка тут была построена, и строгий был приказ от барина всем, чтоб это самое место «Миловида» прозывалось; а барыня, напротив того, желали, чтоб беспременно «Бельвю». Почитай, что до ссоры у них доходило… Ну, а мужики, помилуйте!.. им не вобьешь в башку-то, разве с ними возможно! Они и теперь всё Кокуй да Кокуй. Было времечко, да прошло: в те поры в этой беседке танцы были, ужины, без малого вся губерния съезжалась, по всем дорожкам цветные фонари горели; за рекой феверки пущали; а теперь заглохло все.
Гаврило. Заглохло?
Сысой. Ну, что уж!
Гаврило. Да оно точно, по вашей стороне промежду господ настоящей жизни, как им следует, что-то мало заметно.
Сысой. Где уж, какая жизнь!
Гаврило. А наместо того так даже и дикость какая-то… как будто…
Сысой. Есть, есть, всего есть… Вы давно служите У барина-то?
Гаврило. Пятый месяц; как в Петербург из-за границы приехал, так я и поступил.
Сысой. А я так понимаю, что вы с барином у нас недолго прогостите.
Гаврило. А почему вы заключаете?
Сысой. Посвистывать начал.
Гаврило. Разве это означает?
Сысой. Уж это верно. Коли коротко свищет, ну, еще ничего, а коли продолжительные арии, так уж припасай чемоданы. Я с ним и в Петербурге бывал: поначалу с приезда веселый такой, каждый день во фраке, все больше по дамам… а там, глядишь, и засвистал; ну, значит, на
