Может — зря, женщины, как правило, чувствуют фальшь, может из-за его скрытности и рушились те связи. А может, и не зря. Ведь каждый раз он в конечном счете обнаруживал, что эти райи жили с ним не просто так. Каждой от него было что-то нужно — и отнюдь не тепло и забота, а тем более — любовь. Одна хотела научиться его магии, другой тупо нужны были деньги, третья… теперь уж и не вспомнить. Почему они все такие? Или это ему так не везло? Искал не там? Но что теперь гадать: те отношения давно уже в прошлом. Последняя заявила, что хочет от него ребенка — и он в панике сбежал за океан. Хватит с него детей, хва- тит. Семь сотен — вполне достаточно, пусть никого из них в живых и не осталось. Зато отдаленных потомков целая раса. Хватит. Три тысячи лет не появлялся он на этом материке. А появившись, обнаружил, что его именем ругаются, хорошо, если не матерятся. Забавно. Вот она — вечная память. Вечная мне память… Убогие. Только и знают — скверна, скверна… А сколько жизней спасла эта его «скверна», никто почему-то посчитать не хочет! Скоты неблагодарные! Да, пары распадались, уходил свет, уходила любовь — но жизнь-то оставалась!
Тия завозилась, Ри отвлекся от невеселых дум. Девочка сонно заморгала, вздрогнула, увидев Ри, но тут же успокоилась и… улыбнулась? Нет, правда? Невероятный ребенок! Или просто очень глупый? Такая доверчивость… Хотя, детеныши все доверчивые…
— Как тебя зовут, детеныш?
— Тия, — не такой уж он и страшный. Тия спокойно улыбалась. Даже… симпатичный. И не гад. Просто — один. Совсем. Всегда. У Тии есть папа, мама, братья — целая семья, а у него нет, и никогда не будет. И поэтому его, конечно, жалко.
— И все? — удивился Ри. Имя напоминало цыплячий писк и не подходило этому неукротимому и несгибаемому существу совершенно. Тия тоже удивилась. Он и этого не знает?
— Ну, да! Папу зовут Лиссент, значит, я — Тия. Мелиссентия.
Это было совсем другое дело! «Млиссен» — как скольжение меча из ножен, и звон освобожденной стали в конце — «тия».
— Тебе очень подходит твое имя, — серьезно сказал Ри. — только полное, а не какая-то там Тия.
— Но так принято, понимаешь? — как глупенькому взялась растолковывать ему девочка. — Меня все-все так зовут…
— А ты не отзывайся! — улыбнулся Ри. — Пусть зовут полным именем, или Лисой хотя бы! Ну, сама подумай — такая отважная, смелая, и вдруг — Тия, — пискнул он, скорчив смешную рожицу. Тия покраснела от удовольствия и польщено хихикнула. Надо же, она, оказывается, отважная! А он, конечно, никакой не гад, ему просто плохо было одному. Конечно, она с ним останется — и ему не будет больше плохо. Только надо маме сказать. Ничего, ее отпустят — у мамы ведь оба брата еще останутся, а Тия будет их навещать — на драконе, как в сказке! А потом она выйдет за него замуж — когда подрастет, у них будут дети… Только надо здесь окна сделать, занавески повесить, чтобы на ветру развевались, и цветы в горшочке на окно. И все будет хорошо. Ри, к счастью, телепатией не владел, и планов этих не уловил. Увидел только, что ребенок, нет, Мелисса, улыбается — и порадовался. — Ну, что, Лиса-Мелисса, кататься не передумала? — Она, улыбаясь, замотала головой. — Тогда беги умывайся — ты ж в компоте вся! Прилипнешь к дракону — что делать-то будем?
Тия хихикнула, выбралась из-под одеяла и побежала в ванную, придерживая полотенце — так в нем и спала. Ри проводил ее взглядом и задумчиво покачал головой. А не делает ли он очередную глупость? Да ладно, пусть. И не такие делали… Тия вернулась — отмытая, с мокрой головой и в мокром полотенце. Ри высушил ее движением брови, взял за руку и повел прямо в глухую стену. Тия даже не удивилась, когда в камне протаяла дверь — магия, что ж такого! В этом коридоре было холодно. На стенах и полу виднелись разноцветные потеки камня — проход явно был проплавлен, а не вырублен в скале.
— Ри! — Тия подергала его за руку. — А зачем тебе амулеты?
— Там, за океаном, — махнул дракон рукой к светившемуся невдалеке выходу, — есть другая земля. Там нет ни эльфов, ни людей, ни вампиров. Зато там есть огромные ящерицы. Я должен, просто обязан хотя бы попытаться сделать из них драконов. Я очень устал быть последним. Ты вот сказала — жить с эльфом, с вампиром. С тобой, — он невесело улыбнулся и благодарно пожал ее руку. — Сейчас я покажу тебе — и ты все поймешь.
Они вышли на широкий и длинный уступ скалы. За спиной взмывала вверх почти отвесная стена, чуть выше сверкали в лунном свете языки льда — авангард снеговой шапки. А перед ними, насколько хватало глаз, сливаясь вдали и перетекая друг в друга — вечно, бесконечно, и всецело — сияла черная звездная чаша океана под таким же черным звездным небом. Ни луна, ни дорожка на воде, разбитая волнами, не рассеивали этот бархатный мрак — наоборот, они призрачным светом своим только подчеркивали даль и глубину. Пахло солью, водорослями, мокрым камнем. Где-то внизу, в невообразимой глуби глухо бухал прибой, за дальним краем карниза вдоль линии скал видна была тонкая с такого расстояния полоса белой пены. Было пронзительно холодно, Тия сразу замерзла, но и забыла об этом тут же, и стояла, оцепенев. Открывшееся ее глазам не помещалось в душу, она сглотнула комок в горле и тихо всхлипнула. Все ушло, сгинуло, исчезло в никуда перед этой громадой.
— Ри, что это?.. — это был почти стон.
— Ш-ш-ш, — он взял ее сзади за плечи и тихо сказал на ухо — Это просто ночь. Над океаном и над Миром. Да, велика, но власти в ней не больше, чем ты позволишь ей! Не позволяй ей овладеть тобою — владей сама! Собою, ночью, океаном, небом. Если хочешь, мы взрежем эти звезды, как мечом, моими крыльями! Не передумала? Летишь?
— Лечу! И будь, что будет! — решительно кивнула Тия. Ее колотил озноб, но она не замечала этого, заворожено глядя вдаль.
— Тогда полотенце снимай, — очень прозаично сказал Ри. Тия как очнулась. Заморгала, обернулась растерянно. — Снимай-снимай, иначе контакта не получится, — пожал плечами Ри. — А без контакта — смысла нет, так и на тележке покататься можно!
Коротко вздохнув, Тия размотала такое уютное полотенце. Сразу стало еще холоднее, ее затрясло, она обхватила себя, съежилась. Ри притянул ее к себе спиной, держа руками за плечи.
— Разведи локти. А еще лучше — раскинь руки в стороны, — Тия послушалась и почувствовала, как что-то наползает по ее бокам на грудь и живот, мягко обхватывая и будто присасываясь. Она выгнула шею, заглядывая себе подмышку. Тело Ри как будто вбирало ее в себя, грудь и живот скоро оказались покрыты толстым слоем его странной плоти, как панцирем.
— Подожми-ка ноги! — Ри сделал два быстрых шага к обрыву и упал грудью вперед через край.
Тия завизжала на ультразвуке, когда ей в глаза, в лицо, в душу рванулась бездна. Сверкающий оскал прибоя показался зубами чернозвездного чудовища — и она летела в эту бездонную пасть!
Но уже развернулись по сторонам огромные прозрачные крылья, вспыхивающие туманными радугами в свете луны, поймали ветер, понесли вверх, вверх, еще выше…
Тия хохотала, кричала, плакала. Так свободна, так счастлива она не была никогда в жизни — и так несчастна тоже. Ослепительная свобода, пьянящая скорость, головокружительная высота — и отчаянная, рвущая сердце тоска одиночества. Ни вблизи, ни вдали — не было в небе других крыльев, не было. Она больше не мерзла — тело дракона вобрало ее в себя целиком, кроме головы, но и та была защищена от пощечин ветра прозрачным щитком. Она чувствовала его тело, как свое. Это не он — это она взмахивала радужными крыльями, набирая высоту, а потом парила, ловя ветер. А теперь снижение — и навстречу несутся волны, с бешеной скоростью мелькая под крылом. Если сейчас крыло заденет волну хотя бы краем — их закрутит, сомнет и разобьет об воду! Вверх, вверх!..
— Ну, как ты? — ощутила она всем телом заботливое внимание с вопросительной интонацией. И отозвалась взрывом восторга, благодарности и желания. Я хочу быть драконом, Ри! Как ты! С тобой! Он ответил озером печали. Если б я мог, дитя, если б я только мог… Смотри, я покажу тебе брачный танец — в одиночестве…
Переливались туманные радуги в голубом хрустале крыльев и хвоста, сверкали в лунном сиянии, и некому было смотреть на них, кроме звездной бездны. И фигуры танца, что при исполнении вдвоем знаменовали грядущее счастье, превратились в одиночестве в письмена печали и тоски на черном бархате небес. Ничего не увидела Тия — смотреть можно только снаружи — зато все почувствовала и все поняла. Не будет пестрых занавесок. И цветка на окне не будет. И ее здесь не будет. Не потому, что она плохая или
